Трудности языка - Ксения Кононова

— Не понял. Чего вообще страх потерял, креветка? — без угрозы, но с вызовом.

— Хочешь дать мне? Попробуй, — поворачиваюсь, сжимая челюсть. Меня прямо трясет.

— Таааак, — протягивает, — понятно. Пойдем, — кивает головой в сторону гостиной.

Разворачивается все с той же чашкой в руках, с которой не дошел на кухню, и опять исчезает в комнате. Стягиваю кроссовки, надавив на задники, и, оставив валяться как попало, иду за ним. Ванька бросает мне мои снарядные перчатки и надевает тренировочные лапы. Пару раз хлопает ими и расставляет в стороны.

— Ну, давай, малой, выпусти пар.

Снимаю свитер и бросаю его на диван, оставаясь в футболке. Натягиваю перчатки. За что я люблю брата, он всегда знает, как меня уравновесить. Несколько пробных ударов.

— Слабак, — усмехается Ванька. И меня просто прорывает.

Луплю по лапам до одури. Он продолжает раздразнивать, провоцировать, а я все больше завожусь. Иногда хлопает меня лапами по плечам, сдерживая агрессию. Спустя какое-то время, когда с меня уже градом катится пот и чувствую, как ярость понемногу спадает, за спиной раздается голос мамы.

— Вам спортзала мало? — она не отчитывает, просто интересуется.

Оборачиваюсь. Тяжело дыша, провожу рукой по лбу, вытирая пот. Ванька обнимает меня за плечи.

— Давно не тренировались вместе.

— Ну ясно. Как закончите, примите душ и будем ужинать, — выходит из комнаты, качая головой и что-то еще добавляя себе под нос.

— Спасибо, — поворачиваюсь к Ване.

Он снимает лапу и ерошит мои волосы, надавливая на затылок.

— Спорт — лучшее средство от стресса. А просто так морду набить не всегда выход, — усмехается. — Молодец, малой. Хорошо работаешь.

Расстегиваю перчатки, все еще переводя дыхание и кивая в ответ на похвалу.

— Но в душ я первый, — щелкает мне по носу и выскакивает за дверь. Вот засранец! Стягиваю насквозь промокшую футболку и вытираю ею лицо и шею. Немного успокоился. Хотя разъедающая язва внутри никуда не делась и все также болит. Может… Пару минут думаю, но затем решительно иду на кухню.

— Мам?

— Да, Саш, — она накрывает на стол. Нарезает хлеб.

— У меня сейчас большая нагрузка в школе. Последний месяц все-таки… И на тренировках…тоже.

Она непонимающе бросает на меня взгляд. Не улавливает, к чему я веду.

— Может, хватит уже… испанским заниматься. Я подтянулся, экзамен сдам. А то времени и так нет, а еще…

— Саш, ну что уже стоит доходить несколько недель? Не помешает ведь, правда? И кроме выпускных, тебя еще ждет собеседование по иностранному в институте при вступлении.

— Мам, собеседование по английскому, а не по испанскому. Я просто дополнительно буду его там изучать.

— Все равно, — можно было сразу понять, что это бесполезная затея. Что мне еще ей сказать? Что я безнадежно и безответно влюбился в своего репетитора и теперь у меня нет никакого смысла продолжать эту садомазохистскую агонию под названием «уроки с Винсенте»? — Потом в институте будет легче. Тебе так повезло, что ты занимаешься с носителем языка. Глупо, не воспользоваться такой возможностью в полную силу.

Да уж. Повезло не то слово. Подходит ближе, касается щеки.

— Ты у меня очень умный и старательный мальчик. Я знаю, что устал, но еще чуть-чуть осталось. Потерпи, а летом поедем к тете Лене к морю и отдохнешь. Ладно?

Беспомощно киваю. Как пережить этот месяц? Как пережить тебя? Мама довольно улыбается.

— Иди мойся, переодевайся и будем ужинать.

Ванька хлопает меня полотенцем по заднице и ржет, проходя на кухню.

— Иди, Ихтиандр.

В ванной все заляпано водой, лужи на полу и дорожка из мокрых следов в коридор. Тюлень, блин. Бросаю полотенце на пол, промакивая мини-потоп. Если бы такое осталось после меня, я бы потом убирал ванную своей собственной зубной щеткой, как в армии. Но Ваньке все сходит с рук. Не могу сказать, что он любимчик, у нас в семье такого нет, но просто от меня почему-то требуют больше, чем от моего старшего брата.

Раздеваюсь и забираюсь под душ. Пока горячая вода стекает по голове, лицу и телу, пытаюсь придумать как вести себя с тобой оставшийся месяц. Вернее, как набраться смелости, чтобы опять вернуться в субботу и даже суметь посмотреть тебе в глаза. Светлые нефритовые глаза, ради которых был готов на все. Ради которых готов на все. До сих пор. И именно это пугает больше всего. Моя зависимость. Моя единственная вредная привычка. Отравляющая, разъедающая, медленно убивающая изнутри, но бороться с тобой не представляется возможным. Намыленная ладонь плавно соскальзывает по влажной коже к низу живота.

Глава 6

Telling me to go, but hands beg me to stay.

Your lips say that you love, your eyes say that you hate.

There's truth in your lies, doubt in your faith

What you build you lay to waste

There's truth in your lies, doubt in your faith

All I've got's what you didn't take

So I won’t be the one to leave this in pieces

And you, you will be alone with all your secrets

and regrets. Don't lie.

You promise me the sky, then toss me like a stone.

You wrap me in your arms and chill me to the bone.

There's truth in your lies, doubt in your faith.

All I've got's what you didn't take…[6]

Linkin Park — In Pieces

«Вот она, истинная свобода — обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим».

Пауло Коэльо

Суббота.

Метро забито желающими провести выходной день с друзьями, в гостях, за городом или еще где-нибудь. Нервно сжимаю поручень. Двери плотно закрываются, и искусственный голос проникает сквозь паузу между музыкой в моих наушниках, объявляя следующую остановку по динамику. Перегон. Свет гаснет. Вновь включается. Концентрируюсь на этих мелочах, чтобы не задумываться о том, куда еду и что меня там будет ждать в этот раз. Очередная остановка. Перенести вес с одной ноги на другую, чтобы устоять и не налететь на необъятных размеров мужика в кожаной косухе. Ладонь непроизвольно сжимает металлический поручень сильнее. Двери вагона открываются, выпуская тех, кто, наконец, достиг своей конечной станции. Вижу, как напротив тормозит поезд метро, следующий в обратную сторону. Успею перебежать и вернуться назад?

Отыскиваю где-то внутри остатки смелости, которую с особой тщательностью культивировал в себе последние два дня, пока двери вновь не закрываются, отрезая меня