Супчик от всех бед - Рената Вельш

пластыри, вату и дезинфицирующее средство, промыла рану, плотно обмотала вокруг пальца пластырь и рассердилась: сквозь него тут же снова проступила кровь. Она и не думала, что может быть так трудно правильно забинтовать палец. Даже с четвертой попытки повязка выглядела всё так же неаккуратно, но хоть кровь текла уже не так сильно.

Юлия вытерла пол, а потом понесла запачканные бинты вниз, в мусорный контейнер. Когда она вернулась, мама так и сидела за кухонным столом — вид у нее был потерянный.

— Тебе больно? — спросила Юлия, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Так, пульсирует немного. Кстати, спасибо.

Мама зевнула, сразу за ней зевнула и Юлия. Только сейчас она заметила, насколько устала.

— Я, наверное, спать пойду.

Юлия была уже в пижаме, когда мама позвала ее из спальни. С толстой повязкой на пальце у нее не получалось расстегнуть маленькие пуговки на блузке. Так странно было помогать маме их расстегивать, а потом еще выбираться из рукавов.

— Спасибо, — сказала мама. — С остальным я справлюсь сама. Это всё из-за дурацких петель — они просто слишком маленькие. Спокойной ночи!

— И тебе!

Утром Юлия увидела, что мамин палец сильно распух. Красная блестящая кожа на нем была туго натянута и, казалось, вот-вот лопнет.

— Может, лучше к врачу сходишь?

— Нет! Тогда меня сразу уволят! — Мама скривилась, пролезая в рукава джемпера. — Просто налепи мне пластырь.

Как Юлия ни старалась действовать нежно и аккуратно, мама вся корчилась, стоило прикоснуться к ее пальцу.

Лейла ждала у входа в парк. Удивительно, но, когда они подошли к школе, Юлия была еще только на середине рассказа о вчерашних событиях. Лейла кивала, слушая ее.

— Кухнить опасно, — сказала она. — Много опасно.

Лейла покачала головой — видимо, понимая, что делает ошибки, но не зная, как их исправить. Она посмотрела на Юлию, взглядом прося помочь.

— Готовить очень опасно, — сказала Юлия.

— Готовить очень опасно, — с серьезным видом повторила Лейла.

Юлия рассмеялась. Это напоминало разговор двух старушек, которые обсуждают тяготы домашнего хозяйства. Лейла наморщила лоб, а потом засмеялась тоже.

Проходя мимо них, учительница улыбнулась.

* * *

По дороге домой Юлия заметила, что в парке расцвели первые подснежники. Лейла тут же присела на корточки, чтобы поближе рассмотреть зеленый кустик и очень осторожно погладить пальцем лепестки.

— Это подснежник, — сказала Юлия.

— Патшнезник.

— Подснежник! — Юлия взяла немного подтаявшего снега из-под кустов. — Вот это — снег. Понимаешь?

Лейла серьезно кивнула.

Юлия накрыла руку со снегом другой рукой.

— Вот это — под. А вот это, — она показала на кустик с белыми цветочками, — это подснежник.

— Под-снеж-ник, — повторила Лейла. — Холодный!

Учить с Лейлой свой родной язык было весело. Юлия вдруг поняла, что она гораздо больше, чем обычно, жестикулирует, двигает руками, когда старается что-то объяснить Лейле, и они теперь гораздо больше ей принадлежат. Что за странная мысль! Конечно, ее руки принадлежат ей. Кому же еще? Но тут она подумала, что никогда не любила свои руки и всегда старалась их прятать в карманы или в рукава. Теперь, стараясь что-то объяснить Лейле, она ни не секунду не задумывалась, красивые у нее руки или нет.

А Лейла умела рассказывать руками целые истории.

Когда Юлия проходила мимо квартиры фрау Крониг, Ханси пронзительно закричал:

— Улиулиулиа хор-р-рош!

Фрау Крониг распахнула дверь.

— Ты слышала? Он выучил твое имя! Вот какой умница у меня Ханси, умница-молодец!

Ханси, сидевший у нее на плече, наклонил голову набок и засвистел:

— Улиулиа хор-р-рош!

Наливая овощной суп в тарелку, фрау Крониг рассказывала, как она перебирала горох, когда была маленькой девочкой.

— Перебирали горох? — переспросила Юлия. — Я знаю, ягоды перебирают, а горох?

Фрау Крониг усмехнулась.

— Ну да, как Золушка, вынимала плохие горошины. Что получше — в горшок, что похуже — в роток. Но мы-то в основном выбирали камешки и гниль. Большая часть была червивая, но моя мама насыпала горох в таз с водой, и червяки всплывали, а мы их сверху вылавливали.

«Хорошо, что в тарелке на столе не гороховый суп», — подумала Юлия.

Фрау Крониг засмеялась:

— Да, видишь, такой роскоши, как брезгливость, мы тогда позволить себе не могли. Я помню, как однажды подралась с дочерью наших соседей из-за обглоданной свиной рульки, которую мы нашли у мусорных ящиков. А моя мама работала дворником, и женщина со второго этажа каждый день посылала к нам свою дочку с гущей от суррогатного кофе, чтоб мама ее еще раз варила для нас. — Она похлопала себя по круглому животу. — Но видишь, из нас всё равно что-то выросло…

Самое удивительное, что фрау Крониг рассказывала свои истории так, будто всё это ужасно забавно, будто любые невзгоды были просто замечательным развлечением.

— …И вот, значит, поварешка сломалась, выбивалку для ковра было не найти, я ведь ее спрятала в подвале, а признаться в этом уже, конечно, не могла. Так что маме не оставалось ничего другого, как задать мне заслуженную трепку. Она кричала, что не знает, как растить такую дрянную девчонку, как я, безо всяких средств, и что, если я окочурюсь, ее вины в этом не будет. Но мама ради меня была готова на всё, ну просто на всё. И всем ради меня жертвовала.

Фрау Крониг краешком передника протерла стекло на фотографии своей мамы, подышала на него, протерла еще раз.

— Каждый день я думаю о тебе, да, мамуля?

Она убрала тарелки в буфет и повернулась к Юлии.

— А теперь я должна тебя выпроводить. Тебе еще уроки делать, а мне нужно вытащить пеларгонии из подвала, а то будет поздно.

Юлия хотела еще спросить фрау Крониг, не сердилась ли она на свою мать, которая так ее колотила, но не решилась. Пожилые люди, Юлия знала, всегда говорят о своих матерях будто о святых, но при этом рассказывают о том, как их колотили, держали под домашним арестом и другими способами строго наказывали. И улыбаются так странно, словно им нравится об этом вспоминать. Совершенно непонятно.

С домашними заданиями она справилась быстро. Потом позвонила бабушке. Та обрадовалась, но тут же сказала, что торопится.

— Нам сегодня надо еще рамы лаком покрыть. Это такая кропотливая работа, просто ужас.

Даже у бабушки нет времени на нее.

Мама вернулась домой уже в полтретьего. Она рухнула на стул у кухонного стола и подперла щеку рукой. Между красными пятнами лицо у нее было очень бледное.

— Хочешь чаю? — спросила Юлия.

Мама отрицательно покачала головой и стала разматывать бинт. При