Звезды над Тунисом - Барбара Картленд

Он беспокойно заворочался с боку на бок, но никак не мог заснуть. Сон пришел только перед самым рассветом.

Маркиз не знал, что Сабра встала очень рано, чтобы увидеть восход над равниной.

Пока караван продвигался на юг, девушка успела убедиться, что равнины даже более прекрасны и величественны, чем горы, которые они проехали вскоре после того, как оставили Тунис.

Сейчас пейзаж был настолько красив, что Сабре показалось, будто он захватил все ее существо, она словно стала частью его.

Среди ярко-зеленых островков травы в тропическом изобилии росли полевые цветы, покрывая равнину белыми и оранжевыми пятнами.

Вся земля перед Саброй казалась гигантским восточным ковром.

Девушка подумала, что персы и сирийцы, наверное, черпали разнообразие узоров для своих знаменитых ковров из великолепия, предложенного им самой Природой.

Как они вплетали отрывки из Корана в свои многоцветные орнаменты, так этот живой ковер, казалось Сабре, таит в себе писания древних пророков.

Равнина была так прелестна в золотых рассветных лучах, что девушка словно перенеслась в мир, которого она никогда не знала, но всегда чувствовала, что он где-то рядом, надо только найти его.

И когда все ее тело затрепетало от необычайного восторга, этот восторг неизбежно напомнил ей те ощущения, что пробудил в ней минувшим вечером маркиз.

Сабру никогда еще не целовали.

Она всегда презирала и избегала тех многочисленных мужчин, которые с того момента, как она выросла, пытались приласкать ее.

Ей были противны и их жадные руки, и выражение их таз, поэтому она купила себе темные очки и настояна на том, что будет носить их.

Отец пришел в ярость, потому что, не признаваясь в этом даже себе, он был доволен, что мужчин влечет к его красавице дочери.

Это делало их слепыми к тому, что он замышлял, пока не становилось слишком поздно идти на попятный.

Киркпатрик обрушился на Сабру, угрожая дочери, что, если она не будет делать, как он велит, он отдаст ее в сиротский приют и забудет о ней.

Но Сабра только смеялась над ним, и Киркпатрик понял, что у девушки есть сила и упорство, которые ему не удастся сломить.

После множества ссор он угрюмо смирился, что дочь будет вести себя так, как хочет, и никакие его угрозы не заставят ее передумать.

Однажды отец ударил Сабру, и она сказала:

— Если ты еще раз сделаешь это, папа, я уйду от тебя. Я обещала маме заботиться о тебе и стараюсь это делать. — Она помолчала. — Но я не стану вести себя как наживка, если ты предпочитаешь это слово, для мужчин, из которых ты хочешь выдаивать деньги, и не приму от них ничего — вообще ничего!

— Тогда ходи голой и голодной! — отрезал Киркпатрик.

Сабра принимала еду, потому что не могла не делать этого, когда их приглашали с отцом в какой-нибудь роскошный ресторан, но ничего более она себе не позволяла.

Она заботилась о том, чтобы никогда не оставаться наедине с мужчиной.

Приводя в бешенство Киркпатрика, Сабра упорно носила только ту одежду, что покупала сама на деньги, которые давал ей отец. Никаких подарков от компаньонов своего отца девушка не принимала.

— Дурочка! — однажды закричал Киркпатрик на дочь, когда та отвергла предложенный ей браслет.

Он бы продал его потом, — они нуждаются в деньгах и никто не знал этого лучше Сабры.

— Да, и как же я должна была расплатиться за него? — едко спросила девушка, и отец замолчал.

Жизнь без матери была трудной для Сабры.

Но были минуты, вот как сейчас, когда все имело смысл, и она бы не отказалась от них ради всей безопасности и комфорта, которых она порой так страстно желала.

Красота этой равнины, подумала Сабра, навсегда запечатлится в ее душе.

Когда экспедиция закончится и отец снова примется искать богача, который согласится платить за них обоих, она будет вспоминать эти луговые цветы.

Вспомнит этот живой ковер под озаренным солнцем небом, рядом с которым ничто не имеет значения.

И тут внутренний голос спросил: «А что еще ты будешь вспоминать?»

Если маркиз лежал минувшей ночью без сна в темноте своей палатки, то и Сабре тоже не удавалось уснуть.

Она никак не мота унять биение сердца и вся трепетала от восторга, который как жгучий огонь охватил все ее тело при одном только прикосновении губ маркиза.

Этот восторг был частью всего прекрасного, что Сабра видела недавно, как та бугенвиллия и китайская роза в саду виллы.

Как бездонная синева Средиземного моря и оранжевые стены Кайруана.

Как эти пейзажи, которые она видела и еще увидит. Их никто не сможет отнять у нее, они навечно принадлежат ей.

Только когда солнце стало припекать, девушка сообразила, что пора возвращаться.

Повернувшись, она снова увидела амфитеатр, все так же величаво уже два тысячелетия демонстрирующий могущество Рима.

Глядя на эти древние стены, Сабра вспомнила слова маркиза о том, что она могла бы быть царицей Кахеной.

И спросила себя, будь она на месте царицы, хватило бы ей сил до конца сражаться за то, что она считает правильным, как это делала Кахена?

А потом поняла, что и в собственной скромной жизни она ведет тяжелую битву с тех пор, как умерла ее мать.

Сабра боролась, чтобы не стать безвольной игрушкой в руках отца и чтобы удержать его от окончательного падения.

Большинство женщин нашли бы эту задачу невыполнимой, и Сабра часто плакала по ночам в подушку, горестно причитая:

— Я… подвела тебя… мама… я не могу выполнить… того, что обещала тебе.

По утром девушка чувствовала, что ей дается новая сила, чтобы сражаться дальше и никогда не сдаваться.

И теперь, посмотрев на величественный амфитеатр, Сабра сказала себе, что если он мог выстоять в течение стольких веков, то выстоит и она.

К лагерю девушка возвращалась, высоко подняв голову.

Ее отец и маркиз уже позавтракали и сидели под оливковыми деревьями недалеко от палатки, серьезно что-то обсуждая.

Не иначе решают, как лучше приступить к поискам сокровищ, догадалась Сабра.

Ее отец убежден, что их ждут золото и драгоценности, но это очередная несбыточная мечта, с презрением подумала девушка.

Сабра очень бы удивилась, если бы они нашли что-нибудь, кроме нескольких монет да, возможно, костей одного из тех бедняг, растерзанных зверьми в амфитеатре.

Однако она знала, что не стоит говорить о своих сомнениях ни отцу, ни маркизу.

Сев за стол, девушка послала боя, который прислуживал ей, спросить у маркиза ее очки.