Истории 80-го танкового - Сергей Владимирович Сороковиков

включены пара бегемотов-семь и пара бегемотов-восемь. К обеим парам бегемотов, в поддержку, коробочки, также парами. Время и «чай пить» (начать штурм). Спрыгнули — рассредоточились. По Суворову — каждый номер свой манёвр. Напор! Двадцать минут боя. Молниеносно! Как рассчитано-просчитано, не зазря «голова сломана».

Пятеро пленных из имени их фюрера (президента), без разницы какого конкретно, пусть будут всех по очереди, когда они были фюрерами элитной, грёбаной бригады. Пленные, как обычно, насильно призванные, никто воевать не хотел, раньше бы сдались, да страшно было. Учат их в Британиях «мазаться» на специальных курсах, что ли. Перевязать, напоить. О! Ещё и курить просят. Самим мало, но даём и «элитным» — вон как их тремор бьёт, трясёт отходняк адреналиновый. Боятся по-настоящему. Потому что понимают, что правду мы про них знаем, только вид делаем, что верим.

А они не верят, что мы не как они, вот и боятся.

На сегодня всё. Купаться-обливаться, есть, спать, все удовольствия ПВД за раз поймать. Дома звонка ждут, рассказы про дрова, веники и кто что там ещё придумает. Основное в ПВД — «разбор полётов»: что было, чего не было, но могло быть, чего не сделали, а надо было. Снова думать. Думать и считать применительно к следующей задаче, в другом месте, чтобы все с штурмы в ПВД вернулись и домой звонили.

Туман, дождь. Люблю

Замечательная погода. Туман практически полностью закрывает это всё ещё ласковое, пусть и осеннее солнышко. Зима не скоро, но холод мало-помалу накатывает, не торопясь, так, по чуть-чуть. Днём, бывает, светило с неба старается ещё что-то согреть, но этого тепла явно недостаточно высушить слякоть. Почва, напившись влаги, превращается в липкую жижу. Сегодняшним промозглым утром моросит. Ветер, достаточно сильный, нагнал тучку — и мелкий редкий дождик. Порывами ледяные капли врезаются в лицо под прямым углом, покалывает кожу. А ничего, здорово бодрит. Вода, прежде чем упасть вниз, замысловатыми вихрями мечется в воздухе, мокрым становится всё вокруг. Дождь разбавляет землю всё больше и больше, особенно глину, где она есть, — образуется до невозможности скользкий, как будто мылом намазанный слой.

Как же всё чудно складывается! Изумительный будет день! Как же погода радует — улыбку не сдержать. Нет, нет, не хохотать и бегать, раскинув руки, словно под тёплым июльским ливнем на бирюзовом лугу, среди стогов и прочей сельской благодати. Настроение совершенно о другом, совсем не хохотать, именно лишь улыбнуться — так, слегка, по-доброму, уголками губ. Только бы сначала убедиться в правильности сложившихся эмоций. Напряжённый взгляд вдаль, попытка рассмотреть колыхание, уплотнение в тумане, тёмные пятна в белом, что нарушит идиллию пустоты на маршруте. Есть понимание: этот взгляд не все посчитают добрым. Ну, кому как, всем мил не будешь. Неудачно. Или удачно? В общем, ничего нет. Причина улыбки получила своё подтверждение: впереди всё чисто. Вот и ладненько, пора на работу, дождались погоду, любимую у штурмов.

Птицы не летают — ни те, ни эти. Квадрики никто не поднимает. Практически бесполезно. И с позиций на опорниках наблюдение крайне затруднено, оптика не пробивает пелену тумана и завесу дождя. Днём нет такого теплового контраста, как ночью, значит и тепляки не будут эффективны для обнаружения. Шансы подойти по-тихому увеличиваются многократно.

Да, всё понятно: поддержка тяжёлой техники, закошмарить опорник, разбив блиндажи, снести огневые точки, проредить там, за бруствером, личный состав, выждать паузу и накрыть подвоз резерва, сорвав ротацию; уже потом зайти, зачистить — всё логично и правильно. Но куча «но». Не каждый раз схема работает. Не каждый раз сил и средств достаточно, чтобы всего хватало для выполнения задачи как нравится. И нельзя, наработав шаблон, быть уверенным, что и в следующий раз будет как до того получалось. Вообще шаблонами нельзя воевать, неправильно это.

Был опорник, по которому танками долбили с ЗОП месяц. И весь этот месяц, по ночам фиксики-ремонтники приводили к утру опорник в первоначальное состояние. Нет, конечно, его всё равно взяли, и без потерь со своей стороны, но пришлось наращивать усилия, в том числе за счёт приданных подразделений. И горохом насыпали, и «Солнцепёк» отработал, и бегемотов с коробочками было выделено в нужном количестве. В результате задача была выполнена блестяще. Но это же не будет каждый раз, под каждый опорник столько всего полезного. Конечно, тот опорник не был рядовым, и всё же, всё же понятия «рядовой» и «важный» решается в каждом конкретном случае, по приказам и наличию средств.

По традиции пять малых (это так про пять минут), и пошли чай заваривать (штурмовать, значит). Холодно сидеть, не шевелясь, и ждать, особенно непонятного. Мерзко, оно не про продрогнуть — мерзко лежать в блиндаже, когда арта долбит от души, разрывы каждые две секунды, понимаешь, от тебя не зависит ничего, только лежать и, сжавшись, по звуку прилётов угадывать: ближе-дальше, к тебе или от тебя огневой вал движется. Можешь только молиться, чтоб не завалило тонной земли вперемешку с брёвнами. Жутко. Оно когда с квадрика тебя на открытке срисовали, навели и кассетами площадь накрывают. Так что мокрым по грязи ползти в тишине, под защитой тумана с дождём, не-е-е, это совершенно не мерзко и не жутко. И даже не холодно. Почувствовал, замерзать стал? Значит, думаешь про холод, а на задаче должен думать о задаче, тогда и не особо холодно.

Доползли, вышли на точку. Ни одного выстрела. Супер всё, прошли нормально, как должны были — быстро и «не дыша». Вражеский окоп на дистанции рывка. Маневренная огневая группа рассредоточилась, заняли свои позиции. Молча. Каждый карандаш своё место и свой манёвр уяснил. В том и искусство управления командира штурмовой роты, чтобы боец выходил на задачу в полном понимании что, когда он должен сделать. И почему. Главное, почему и «для зачем».

Мотив у бойца должен быть во вражеский окоп зайти с одной целью — нацистов уничтожить. Бесстрашие, оно такое, материя тонкая. Тот, кто ничего не боится, он один из первых кандидатов быть двухсотым и не выполнить задачу. Что очень плохо. Совсем не боится, кто думает, что про войну уже всё знает, что такой он, опытный, всё видел. От усталости это, человек морально выхолощенный теряет чувствительность, вот и перестаёт бояться что-либо. Всего. Становится ему «всё равно». Равнодушие ко всему, абсолютно. И к смерти тоже равнодушие. Нельзя так воевать. Обязан командир роты этих видеть и настраивать их тонко организованную душу на выполнение задачи как положено, по утверждённому плану и профессионально. Импровизируя в нужных местах, удивляя врага нестандартными