Перемещенное лицо - Владимир Войнович

Так проболтался Чонкин в лесу неопределенное время и однаждыза сбором хвороста был схвачен партизанами. Попал в большую группукрасноармейцев, вышедших из окружения, и поэтому, избежав отдельногоразбирательства, в числе других был зачислен в отряд, которым командовала ужеизвестная нашим читателям Аглая Степановна Ревкина, вдова Андрея Ревкина,бывшего первого секретаря Долговского райкома ВКП(б). Она взяла Чонкина к себекем-то вроде ординарца. Немцы в Долговском районе продержались недолго, поэтомуотряд под командованием Аглаи отличиться в боях не успел. Он успел толькоограбить несколько соседних колхозов (как это делать, Аглая помнила со временпродразверстки) и заложить мину под деревянный мост через речку Тёпу подДолговом. Мина была замедленного действия, поэтому взорвалась уже послеосвобождения района от оккупантов, когда пастух Иннокентий вывел на мост стадокоров. Две коровы погибли, одной оторвало хвост, а сам Кеша слегка оглох, вот ивсе. Пока отряд готовился к решающим битвам, Чонкин ухаживал за Аглаей и за еелошадью, носил воду из ближайшего ручья, колол дрова, топил печь, готовил еду,иногда подметал земляной пол, и как-то так получилось, что в боях емуучаствовать практически не пришлось.

Землянка у Аглаи была просторная и делилась на две половины.В дальней половине жила она сама. У нее были простой сосновый стол, тритабуретки, топчан с набитым соломой матрацем, в углу рукомойник и жестяной тазс двумя ручками. Чонкин располагался в передней, отделенной от дальнейбрезентовым пологом, и спал просто на брошенной в угол охапке соломы. Однаждысреди ночи он проснулся от яркого света и увидел перед собой Аглаю. Она стояланад ним в полотняной ночной рубахе с распущенными волосами, с керосиновойлампой в правой руке.

– Встань и зайди! – приказала она и ушла к себе…

Он послушно встал, стряхнул с себя солому, вошел. Аглая ужележала на топчане под одеялом, не закрывшем голое плечо. Лампа стояла у ееизголовья, на табуретке.

Аглая приподнялась на локте и приказала:

– Подойди ближе! Еще ближе!

Он стал перед ее кроватью, она долго его разглядывала, апотом последовало новое распоряжение:

– Раздевайся!

Он не понял:

– Чего?

– Не понял? Сыми гимнастерку! – Чонкин, недоумевая,повиновался. – Штаны! – Чонкин и тут не посмел перечить. – Фу, кальсонывонючие. Скидавай и их! – Он застеснялся. – Ну, я тебе что сказала?

Осмотрев его с ног до головы, велела лечь рядом. Обняла,стала целовать, ласкать, рукам дала волю.

Он сначала был в шоке и даже тут не сразу решился понять,чего она хочет. А когда понял, испугался, что не сможет исполнить желание, ипоказалось вначале, что правда не сможет. Но он был молодой, с достаточнымзапасом тестостерона, в дополнительно стимулирующих средствах пока не нуждался,и, кстати, вспомнилась Нюра, которая, даже воображенная, ему немедленнопомогла. Так что все получилось в лучшем виде, и не раз.

Рано утром Аглая, уже одетая, его разбудила и так же, каквчера, приказала совершить обратные действия: то есть одеться. Он еще тольконаматывал портянки, когда она сунула ему под нос «вальтер» и предупредила:

– Учти, Ванек, проболтаешься – застрелю.

Так Чонкину была вменена в обязанность дополнительнаянагрузка, которую он исполнял исправно, охотно и даже не без удовольствия,однако той самозабвенности, как с Нюрой, ни разу не испытал. Он, конечно, повозможностям своего небольшого ума не мог анализировать свои чувства, а если бымог, то имел шанс понять, что близость с любой женщиной может стать причинойнекоторой приятности, но только любовь поднимает эту близость до уровня высшегоблаженства.

Попав в отряд, Чонкин утратил всякую связь со своим другомКлимом Свинцовым и хозяином медвежьей берлоги князем Голицыным. Голицын, каквыяснилось впоследствии после исчезновения Чонкина, сам вышел из лесу и сдалсянемцам, которые, отступая, взяли его с собой, чтобы передать Берлинскомузоопарку. Там он был помещен в отдельную клетку как доказательство того, чтопредставители низших рас даже самого высокого происхождения еще настолько неустоялись в процессе эволюционного развития, что при определенных условияхмогут превращаться обратно в обезьян. Что касается Свинцова, то, кажется, и вего случае эволюция сделала шаг назад. В Долговском районе и даже за егопределами сохранилась легенда, что в местных лесах люди еще много лет во времявойны и после встречали снежного человека и следы его находили, похожие на отпечаткичеловеческих ног неимоверно большого размера.

Аэродром, при котором служил Чонкин, располагался на левомберегу реки Эльбы и назывался Биркендорф по имени городка, к которому онпримыкал. А на другом берегу, у городка Айхендорф, был тоже аэродром, но ненаш, а американский. Аэродромы были похожи друг на друга: с такими жевременными постройками, командными пунктами, каптерками и складами ГСМ.Советские штурмовики «Ил-10» отличались от американских истребителей«Аэрокобра» на первый взгляд лишь тем, что у первых третье колесо было вхвосте, а у вторых в носовой части. Ну и звезды у тех и других были разные.Хотя советские и американцы считались еще союзниками, но держались по отношениюдруг к другу настороженно.

Настороженность эта была продуктом политики, которуюпроводило начальство. Однако военные низших званий относились друг к другу сдружелюбным любопытством.

На аэродром Чонкин обычно ездил по дороге, шедшей вдольберега. Он с интересом рассматривал американские самолеты и людей, которые уэтих самолетов вертелись. Иной раз поездка его совпадала с передвижением на тойстороне, тоже на двух лошадях, американского солдата, которого на нашемаэродроме все знали и говорили: «Вон американский Чонкин поехал!» Американецбыл бы и правда очень похож на Чонкина, если бы не был черным. Что, впрочем,нашему Чонкину, лишенному расистских предвзятостей, не мешало радостноприветствовать своего коллегу взмахами руки и выкриками: «Эй, Джон, здорово!»На что предполагаемый Джон вопил ответно: «Хай, Иван! Хау ар ю?» И показывал,какие у него белые зубы. Чонкин думал, что Джон действительно знает его поимени, но тот так к нему обращался потому, что всех русских звал Иванами. ИЧонкин, в свою очередь, называл того Джоном, не зная других американских имен.И попадал в точку, потому что того черного Чонкина звали и правда Джоном. Когдаих пути совпадали на достаточном расстоянии, переклички Ивана и Джона неограничивались одиночными фразами. Они комментировали состояние погоды,проявляли интерес к личной жизни друг друга, говорили – каждый – на своемязыке, и каждый был уверен, что понимает своего собеседника.