Где живет моя любовь - Чарльз Мартин

Но сейчас, когда, прижимаясь щекой к ее теплому животу, я пытался прислушаться к тому, чего пока нельзя было услышать, когда я вновь ощутил на губах вкус надежды и испытал приступ благоговения перед непредставимостью свершившегося чуда, этот голос зазвучал вновь. И я не только слышал его вполне отчетливо, но даже как будто чувствовал запах, словно исходящий из пасти невидимого существа, примостившегося на моем плече. Так пахнет из мусорного ведра, так пахнет в хлеву у Пинки, так пахнет залитый кровью пол в родильной палате. И я уверен – от этого запаха вывернуло бы наизнанку и навозную муху.

Я уже упоминал, что мой старый приятель Надежда вернулся только после того, как я загнал его в угол амбара и настоятельно попросил задержаться у нас подольше. В отличие от него, Что-Если явился непрошеным. Он просочился сквозь щели пола и швырнул свою грязную котомку на диван, расположившись в комнатах как у себя дома. В отличие от Надежды, который был аккуратным чистюлей, Что-Если показал себя настоящим неряхой. Он не только никогда не убирал за собой, но, напротив, так и норовил раскидать свое тряпье по углам и укромным местечкам. Надежда никогда не повышал голос, Что-Если всегда говорил уверенно и громко. Они были полными противоположностями, эти невидимые двое, и уже очень скоро воздух в нашем доме начал потрескивать и искриться от напряжения, которое, кажется, почувствовал даже Блу.

Поздно вечером, когда мы лежали в постели и Мэгги задумчиво накручивала на палец редкие волосы у меня на груди, я снова задумался о гигантском лоскутном одеяле, которое, как мне представлялось, обернулось вокруг нас, защищая от всего и вся. Нет, оно никуда не исчезло, это одеяло, но если совсем недавно оно было чистым и прочным, то теперь оно заметно обмахрилось по краям. Еще несколько недель, подумал я, обреченно закрывая глаза, и оно поползет по всем швам.

Утро застало меня в кухне. Я сидел за столом с чашкой растворимого кофе и читал газету, прилагая огромные усилия, чтобы сохранять нормальное выражение лица. Мэгги все еще дрыхла без задних ног (как и Блу) и, если судить по опыту последних двух с небольшим месяцев, собиралась проспать и первый, и второй завтрак. Не поймите меня неправильно – я был вовсе не против. Я отлично понимал, что во сне Мэгги запасает силы и энергию, которые могут ей пригодиться, поэтому я был только рад, что она стала спать по десять часов в сутки. И все же мне не хватало привычной рутины: было время, когда мы вставали одновременно и ели овсянку и тосты с яйцом из одной тарелки, а теперь я оказался лишен этого удовольствия.

Впрочем, это было пустяком по сравнению с главным. Я отлично знал, что Мэгги способна почувствовать любую фальшь – особенно во мне – буквально за милю. Именно по этой причине я обычно старался убраться из дома до того, как она проснется. Если бы сейчас Мэгги вдруг вошла в кухню, ей хватило бы одного взгляда на мое перекошенное лицо, чтобы сказать: «Тебя что-то смущает? Не хочешь об этом поговорить?..»

И сколько бы я ни сидел за кухонным столом, сколько бы ни просматривал деловые и политические страницы чарльстонской газеты, ответить на ее вопрос мне было нечего. Моя голова и сама распухла от вопросов, на которые я не знал ответов. Единственное, что было мне известно точно, так это то, что самый дорогой в моей жизни человек, который полагается на меня во всем и который к тому же больше всего на свете хотел бы стать матерью моих детей, ведет жестокую борьбу с заполняющими душу сомнениями и страхами и, следовательно, нуждается во мне больше, чем когда-либо.

В каком-то смысле мы оба вернулись на несколько месяцев назад – в ту точку, где мы когда-то остановились. Я не мог защитить Мэгги, как не мог и взмахнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы наша жизнь снова стала беззаботной и прекрасной. Я не мог даже совладать с собственными страхами, которые оживали в моем сердце. Проклятый Что-Если продолжал бубнить мне в ухо: что, если у Мэгги снова откроется кровотечение? Что, если она снова впадет в кому, из которой не выберется? Я смотрел на заголовки в газетах, но видел только одну фразу, которая была написана на сетчатке моих глаз огромными красными буквами: ЧТО, ЕСЛИ МЭГГИ УМРЕТ? Насколько я знал, существовал только один способ убедиться, что мои страхи напрасны. Способ этот заключался в том, чтобы идти до конца. Никаких обходных дорог не существовало. И, нравилось нам это или нет, мы должны были пережить все, что ждало нас впереди.

Или не пережить.

Мои руки покрылись гусиной кожей, сердце стучало в груди неровно, лихорадочно. Я был уверен, что у меня поднялось давление, но что делать, я не представлял. Пожалуй, только одно было мне очевидно – мне нужно побыть одному и обо всем спокойно поразмыслить.

Зазвонил телефон, и я подумал, что это как нельзя кстати.

– Доброе утро, Дилан. Как дела?.. – Я узнал голос Кэглстока. – Я звоню насчет Брайса…

Обычно подобный звонок означал какую-то финансовую операцию, но голос у Кэглстока был встревоженный, и я догадался, что речь пойдет не о деньгах.

– Мы никак не можем с ним связаться, – продолжал Кэглсток. – Вот уже месяц от него нет никаких известий. Мы посылали к нему курьера с документами, которые Брайсу необходимо подписать, но курьер не застал его дома. Не мог бы ты проверить, все ли у него в порядке?

– С удовольствием, – ответил я совершенно искренне. – Не волнуйся. Я позвоню, как только что-нибудь узнаю.

Я поджарил еще несколько кусков хлеба, залил взбитыми яйцами, посыпал все это тертым сыром, накрыл тарелку фольгой и поставил в духовку. Оставив на столе записку для Мэгги, я схватил ключи, УКВ-сканер и вышел из дома.

Мой сканер представлял собой небольшой цифровой радиоприемник со множеством кнопок и выдвижной антенной. Такие приемники мистер Картер, отец Эймоса и начальник Добровольной пожарной дружины Диггера, выдал всем пожарным-добровольцам. Благодаря этому прибору я был в курсе почти всех событий, происходивших между Чарльстоном до Уолтерборо.

ДПДД № 1 была детищем мистера Картера. Он создал ее буквально на пустом месте. Мистер Картер обращался даже к властям штата с просьбой выделить средства на строительство пожарной станции, пожарные автомобили и специальное оборудование. Как ни странно, деньги он получил, и вскоре в Диггере появилась собственная пожарная служба. В добровольцах тоже недостатка не было, и как только пожарная дружина была окончательно сформирована, мы начали обслуживать местные вызовы, хотя, по правде сказать, в большинстве случаев мы просто помогали пожарным-профессионалам.

Сам я еще ни разу не сидел за рулем пожарной машины и не спас ни одного человека, зато у меня дома имелся полный комплект обмундирования, включая специальный шлем, сапоги, топор и дыхательный аппарат с баллоном. Дважды мне довелось применить гидравлические ножницы – так называемые «челюсти жизни» (правда, только на учениях), а еще мне доверили нажимать кнопку сирены, когда наш ярко-красный автомобиль на всех парах мчится по вызову, чтобы потушить чей-то загоревшийся сарай. Должен признаться, что сигналить нравится мне едва ли не больше всего. Правда, Эймос утверждает, что я – худший сигнальщик из всех, кого он когда-либо видел, однако даже он не может отрицать, что при звуках моего сигнала пешеходы и автомобили спешат убраться с нашего пути как можно скорее. Каждый раз, когда по команде «Общий сбор» я натягиваю сапоги и костюм и бегу к дверям, чтобы присоединиться к команде, Мэгги просто валится с ног от смеха.