Ее звали Ева - Сьюзан Голдринг

– Оздоровление и лечение, – перевела она, показывая на полустертые буквы. – Уже нет. Здесь тюрьма, а не грязевый курорт.

– Минувшей ночью пришлось отправить в больницу еще одного немца. Он был очень плох. Судя по всему, не выживет, – сообщил ей Джимми. – Если подобное будет повторяться слишком часто, полагаю, мы окажемся в затруднительном положении. Я слышал, тот парень ночью сказал врачу, что не хочет возвращаться сюда из-за того, как с ним обращаются. Я не раз говорил им, что они сильно рискуют.

– Кто это был? Ты знаешь?

– Курт какой-то. Молодой парень.

– Я его знаю, – опустив голову, Ева глубоко вздохнула. – Помню, как его привезли сюда, он был вполне здоров. А теперь все заключенные после непродолжительного пребывания на так называемом оздоровительном курорте находятся в ужасном состоянии. Одного беднягу сегодня утром практически на руках принесли. Его я тоже видела, когда он сюда прибыл. Еще несколько недель назад он был крепок и здоров. А теперь они все слабые и грязные. Что с ними там делают?

Джимми глубоко затянулся сигаретой.

– Я, конечно, своими глазами не видел, – отвечал он, – но не думаю, что их по ночам укутывают в одеяла и потчуют горячим какао.

Ева побелела, кусая губу – Да, кажется, понимаю. Это жестоко. Так нельзя. Над ними специально издеваются. Должно быть, раздевают их догола, когда они возвращаются в те холодные камеры, морят голодом и избивают.

– Не иначе. Не очень красивая картинка получается, да?

– Я пытаюсь сказать, что так нельзя, но мне говорят, чтобы я молчала, ведь их методы дают результаты.

– Цель оправдывает средства, – пробормотал Джимми.

Снова услышав эти слова, Ева содрогнулась – Джимми, это против всяких правил. Да ты и сам понимаешь. Нужно положить этому конец.

– Попробуй сказать это Бесси и остальным. Пока они добиваются нужных результатов, как они утверждают, это так и будет продолжаться.

– Но они же в итоге всех поубивают.

– Между нами говоря, не думаю, что они на этот счет сильно переживают. – Джимми докурил сигарету и тлеющий окурок носком сапога вдавил в гравий на дорожке. – Как я слышал, Бесси Робинсон настропалил всех охранников еще до того, как сюда стали поступать заключенные. Прочитал им, так сказать, вводный курс, прежде чем взяться за дело.

– А что именно он сделал?

– Устроил мальчикам чудесный выходной. Вывез на загородную прогулку, так сказать. Специально для них организовал экскурсию по Берген-Бельзену, а потом объяснил, что им предстоит охранять тех, кто зверствовал в концлагере. Полагаю, это их раззадорило.

– И он сделал это намеренно? – охнула Ева. – Но ведь ему прекрасно известно, что это не так. Никто из здешних пленных не служил охранником в концлагере.

– Совершенно верно. Он специально их разозлил. И теперь, когда в Люнебурге начался судебный процесс и все узнали, какие ужасы творились в концлагере, наши мальчики считают себя вправе не миндальничать.

Ева смотрела вдаль, полной грудью вдыхая свежий воздух, славившийся своими целебными свойствами. – Какие у него глаза при виде этих несчастных. Не могу смотреть ни на него, ни на узников. Я стараюсь не поднимать головы и выполнять только свою работу, но всякий раз, когда я вижу его лицо, у меня создается впечатление, что ему все это доставляет истинное удовольствие. Их страдания вызывают у него злорадство и ухмылку, особенно когда за них принимается мясник Миллер. – Ева покачала головой, морщась от отвращения: А эти бедняги не имеют никакого отношения к тем жутким лагерям. Их здесь держат не поэтому. Его не концлагеря интересуют, а их политические взгляды.

– Он выявляет коммунистов, – подтвердил Джимми.

– Да, я понимаю, что это важно, но к чему такая жестокость?

– Его интересует только конечный результат, – пожал плечами Джимми. – Ты знаешь, что он сам выбрал это место? До войны и до того, как он основал здесь центр, Бад-Нендорф считался престижным старинным курортом. Люди сюда приезжали отдыхать.

– Здесь был санаторий, да?

– Да. Он произвел осмотр этого места, увидел выложенные кафелем ванные и сказал, что из них получатся идеальные камеры. Эти помещения изначально не были уютными. Они не были застелены коврами от стенки до стенки, которые пришлось бы сдирать, – только голый пол и холодный кафель. Для него идеальный вариант.

Джимми снова закурил и затянулся сигаретой, на кончике которой мерцал красный огонек:

– Знаешь, как местные теперь называют свой городок?

Ева обратила на него озадаченный взгляд:

– Нет. Как?

– Das Verbotene Dorf, – ответил он, вскидывая брови, чтобы подчеркнуть значение слов.

– Запретный город, – перевела Ева. – Неудивительно. Мы прибыли сюда, чтобы восстановить справедливость, а сами творим еще большее зло. Чем мы лучше них?

1 ноября 1945 г.

Отель «Кайзерхоф»

Сбавив скорость перед воротами из кованого железа, Ева медленно въехала на блестящем черном автомобиле «Хорьх V8» на территорию отеля «Кайзерхоф». Эту машину центр допросов реквизировал у вермахта для нужд своих сотрудников, которые пользовались им в редкие дни отдыха. Автомобиль с урчанием катил по длинной гравийной дороге к величавому барочному зданию. По обе стороны аллеи высились голые вязы; клумбы, в которых все лето пестрели яркие цветы, теперь были пусты. Но этот зимний пейзаж для Евы служил желанным отдохновением от лицемерия и кошмара той работы, что она выполняла в Бат-Нендорфе.

– В Бад-Пирмонте в «Кайзерхофе» проводят набор сотрудников, – шепнул ей Джимми три дня назад во время короткого перерыва между напряженными допросами. – Давай, съезди туда. А то ты уже на последнем издыхании.

Еву трясло после утреннего испытания. Пленная немка, избитая и грязная, потеряла сознание, силясь ответить на ряд жестких вопросов. На этот раз Робинсон выглядел недовольным. Он был раздражен тем, что потратил время впустую, и велел Миллеру унести женщину и окатить ее холодной водой.

Джимми был прав. Она больше не могла, это было выше ее сил. Она не знала, кто и с какой целью проводит набор сотрудников в том отеле, но нужно было попытаться уйти из центра, пока сама она не сломалась, так же как заключенные. Изначально она думала, что будет работать там до тех пор, пока не появится возможность скомпрометировать Робинсона, но он был очень осторожен и расчетлив. Она не представляла, как можно его подставить и наказать за совершенные им деяния.

Здание отеля с фигурной щипцовой крышей в голландском стиле архитектуры напомнило ей сине-белые керамические домики, наполненные вишневой водкой, что она привезла из Германии в качестве безобидных сувениров до войны, еще до того, как вышла замуж за Хью, до того, как начались ужасы военного и послевоенного времени. Перед гостиницей были припаркованы другие автомобили. Оставалось надеяться, что на предлагаемые должности будет не так много претендентов.