Все кувырком - Джил Мансел

Мечты о мадонне с младенцем обернулись ужасным отцовством, обманувшим ожидания Патрика, и он совершенно переменился. Живопись была заброшена, увлечение игрой и женщинами захлестнуло его с новой силой, и, стремясь сбежать от хныканья дочери и молчаливых слез жены, он все реже стал бывать дома.

Максин, родившаяся двадцать два месяца спустя как последняя попытка восстановить семью, сыграла с ними злую шутку. Еще одна дочь, еще одно горькое разочарование. Понимая, что продолжать попытки бесполезно, Tea, совершенно раздавленная и ужасно несчастная, собрала вещи, забрала девочек и ушла.

Она не хотела больше оставаться в Лондоне и переехала в Корнуолл, чтобы начать новую, более счастливую жизнь. Она поклялась себе, что никогда не забудет горького опыта. Быть домохозяйкой совсем не весело; да здравствует эгоизм. Никогда больше она не будет эмоционально зависеть от мужчины.

Этой клятве она не изменяла на протяжении двадцати пяти лет. В одиночку воспитывать двух дочерей было нелегко, но она справилась. И никогда не позволяла себе распускаться.

Дженни и Максин с ранних лет могли позаботиться о себе – Tea считала, что только это качество поможет им чувствовать себя независимо в будущем. Она хотела, чтобы они научились полагаться только на себя.

Вот уже двадцать лет, как она была разведена и ни разу не попыталась опять выйти замуж. Патрик уехал в Америку, оставив им только свою фамилию, и, хотя алименты бы им не помешали, Tea вовсе их не ждала. Она сама обеспечивала семью и гордилась этим.

На первый взгляд она была вполне удовлетворена своим скромным образом жизни. Теперь, когда дети выросли, жить стало легче. У нее был маленький, но удобный дом. Она арендовала студию, в которой создавала и продавала скульптуры. Как правило, заработанных денег ей вполне хватало, а на крайний случай всегда был Филипп, готовый во всем помогать ей. Он был не богат, но тем не менее с готовностью запускал руку в карман, когда у нее возникала нужда. Очень милый человек, он был так же беззаветно предан Tea, как она сама когда-то была предана Патрику. К сожалению, она не могла не обращаться с ним так же плохо, как Патрик обращался с ней, и с этим ничего нельзя было поделать.

Вечер удался на славу. Через пять минут после того, как ушла Дженни, за ней на «роллс-ройсе» заехал Оливер и повез в пятизвездочный «Гранд-Рок-отель», в котором остановился. Ресторан отеля, один из лучших в Корнуолле, оказался именно таким шикарным местом, каким она его себе представляла. И кавалер, подумала Tea, потягивая коньяк, тоже не обманул ее ожиданий.

– Надолго вы к нам? – спросила она, уже узнав, что он живет в Бристоле.

Оливер Кэссиди пожал плечами.

– На неделю, может на две. Я присматриваю кое-какую недвижимость, хочу сюда переехать.

Все лучше и лучше, радостно подумала Tea, рассматривая его золотые запонки и принюхиваясь к запаху дорогого одеколона.

– Кстати, я хорошо знаю этот район. Возможно, я могла бы вам помочь. – Помолчав, она улыбнулась. – Помогать другим тратить деньги – мое хобби.

– Если ты не съешь свою кашу, – сказала Максин, ненавидя звук собственного голоса и лихорадочно подыскивая подходящую угрозу, – я..

– Что? – подначил ее Джош, его глаза сузились.

С тех пор как его отец вернулся из Франции, Максин определенно изменилась к худшему. Уже два дня они не веселились, она постоянно их одергивала, безжалостно ограничивала телевизионное время и заставляла делать скучные уроки, хотя летние каникулы были в самом разгаре. Если бы она не потребовала показать тетради с упражнениями, он никогда бы не нашел батончик «Марс» в кармане рюкзака, так что, если он не хотел есть, вина за это целиком лежала на ней.

– Что вы сделаете, если я не съем кашу?

Черт, подумала Максин, да кому какое дело, съешь ты свой дурацкий завтрак или нет? Она всего лишь пыталась доказать Гаю Кэссиди, что может справиться с этой работой, но все, чего она добилась, – сделала несчастными всех, и себя в том числе.

А чертов Гай даже не обращал на нее внимания. Зарывшись в бумаги и прихлебывая кофе, он оставил без внимания акт неповиновения со стороны сына. Максин, которая так хотела поразить его, пожалела, что вообще ввязалась.

– Для начала я побрею тебе голову, – ласково сказала она. Джош невероятно гордился своими кудрявыми светлыми волосами. Кроме того, она заметила у него первые робкие проблески интереса к десятилетней Тане Тревельян, родители которой управляли местным почтовым отделением. – А потом я несмываемым фломастером наставлю красных точек на твоих щеках. А потом скажу Тане, что ты в нее влюблен!

Элла засмеялась. Джош, покраснев до ушей, послал Максин убийственный взгляд.

– Нет, не скажете!

– Нет, скажу.

Он схватил Гая за руку и завопил:

– Папа, скажи ей, чтобы она этого не делала! Она не должна рассказывать Тане, что я люблю ее…

Но Гай, мысли которого явно были заняты другим, не желал принимать участие в споре.

– Конечно, она не скажет, – грубовато сказал он, посмотрел на часы и встал. – Дьявол, я опаздываю. Сегодня вернусь часов в девять.

– Пусть она пообещает, что ничего не расскажет Тане! – умолял Джош в ужасе от грядущего разоблачения.

– Пусть он пообещает, что доест кашу, – сказала Максин детским голосом.

Гай сердито посмотрел на обоих.

– Ради всего святого!

– Спасибо за поддержку, – буркнула Максин, убирая тарелку с коричневой массой в мойку. – Вы мне здорово помогли.

Элла, которая ненавидела мыть голову, потянула ее за рукав и с надеждой спросила:

– Максин! А если я не буду слушаться, вы мне побреете голову?

Плюнув на дисциплину и желая показать Гаю, какое сокровище он потерял, Максин предоставила остаток утра в распоряжение детей. И если они хотят только без конца смотреть мультики по телевизору, с какой стати это должно ее волновать?

Часов в одиннадцать, перемыв посуду, оставшуюся после завтрака, и с ненавистью посмотрев в окно на поливающий дождь, она приготовила себе большую порцию джина с тоником и уселась на диван с телефоном. Чтобы подбодрить себя и наказать Гая за строгость, она решила обзвонить всех лондонских друзей и хорошенько поболтать. То, что в это время телефонные переговоры стоят дороже всего и обойдутся ему в кругленькую сумму, делало проект особенно привлекательным.

– Тебя послушать, так он просто людоед какой-то, – с сомнением протянула Синди, сладко потягиваясь в своей четырехспальной кровати в Челси. Она недавно вышла замуж за богатого, но уродливого промышленника лет на двадцать пять старше нее, больной желудок которого, к счастью, создавал серьезные помехи их сексуальной жизни, и не могла понять, на что жалуется Максин. – Я видела Гая Кэссиди на вечеринке в прошлом году, он был просто неотразим. Все девицы прямо истекали слюной! Макси, ты должна признать, что он милашка…