Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс

Флайсснер и я переночевали в своих спальных мешках под открытым небом в одной деревне, на некотором удалении от штаба дивизии, располагавшегося в долине. Машину мы оставили в стороне, в лощине. Мой глубокий сон нарушает разрыв снаряда. У меня звенит в ушах, и я вижу, как в следующее мгновение в самый большой дом в селении на противоположном склоне попадает еще один русский снаряд. Огонь был открыт с косогора, и снаряд пролетел над нашими головами. Это могло означать следующее: мы были увлечены натиском «на большое скопление сил противника», тем первоначальным движением, к которому второпях стремится часть или соединение, оказавшиеся оторванными от главных сил.

Когда мы подъехали к деревне, застали незавидное зрелище: беспорядочное движение автомобилей всех видов, обгонявших друг друга. Полный газ и паническое бегство!

Противник, на удивление хорошо проинформированный о планах нашего командования, снова улучил момент вчера рано утром, используя под покровом темноты танковое подразделение, и, когда на рассвете солнечные лучи ярко осветили селение, русские танки атаковали с востока. Однако на этот раз наши части в обороне быстро среагировали, и после кратковременного боя 6 танков Т-34 было подбито на окраине болотистой долины, куда они продвигались. Как говорили, экипаж другого русского танка погубила безрассудная смелость. Он вклинился в колонну немецких грузовиков и продолжал движение до центра населенного пункта. Только здесь его опознали немецкие танкисты, и в результате прямого попадания танк противника буквально взлетел на воздух – сдетонировал боезапас.

«Отправляйтесь на фронт, там более безопасно», – говорит Хубе.

По дороге на юг мы проезжали мимо болота, где еще дымились подбитые русские танки. «Мерседес» съехал задним колесом на бревенчатую гать. Для устранения неисправности нам потребовалось два часа. Три русских истребителя атаковали нас на бреющем полете, и мы заползли под корпус сгоревшего танка Т-34. От него все еще исходил палящий зной. Однако потом я внезапно почувствовал запах горелого мяса. Только одна волна, которая пришла и исчезла. Однако инстинктивное чувство ужаса, охватившее меня, долго не проходило.

Бои стихли, я вернулся в корпус, автомобили которого все еще стояли на солнцепеке на холме. Здесь, в штабе, изучая оперативную карту, я узнал о положении дел. Сражение в этом районе завершилось, оно закончилось в нашу пользу.

Только теперь стала ясна картина гигантских усилий, которые предприняли Советы, чтобы широкомасштабным натиском уничтожить наши три дивизии. Со вчерашней ночи ослабел натиск русских, была установлена связь с тылом, противник начинает отступление. Также делается статистический отчет. Приблизительно тысяча русских танков, входящих в состав 18–20 танковых бригад, перешли за последние восемь дней через Дон. Из них 600 танков были уничтожены и остались стоять на линии соприкосновения с нашими войсками и перед ней. С немецкой стороны боевые действия вели лишь 250 танков, которые были вынуждены экономить боекомплект и из которых часть была лишена способности к маневру. (Контрудары 1-й и 4-й советских танковых армий, несмотря на потери, сделали свое дело. Немцам, имевшим большой перевес в живой силе, авиации и артиллерии, не удалось окружить и уничтожить 62-ю армию, позднее сыгравшую вместе с 64-й армией основную роль в обороне Сталинграда. Не удался немцам и быстрый прорыв к Сталинграду, их 6-я армия перешла к обороне. 30 июля германское командование было вынуждено повернуть с Кавказского на Сталинградское направление 4-ю танковую армию – то есть стали рушиться планы прорыва на Грозный и Баку. – Ред.)

Оставив автомобиль на этой стороне берега реки, я перешел вчера мост, чтобы побывать у Штольберга, квартира которого находится наверху на окраине селения. Когда уже смеркалось, саперы продолжали работать на мосту, стуча молотками. Покрытие состоит из поперечных балок, на которые положены доски, они пружинят, когда по ним едешь. Длинный мост. Ибо то, что мы обозначаем только словечком «речка», в действительности является подобием канавы, окруженной по обоим берегам широкими болотистыми участками, где растут камыши.

Когда я поднимался по склону, за мной на востоке, над холмом, взошла полная луна. Вечером была еще более жаркая погода, чем в предшествующее время, над землей висели более густые пыль и чад от двигателей и пожарищ, чем обычно. Эти пыль и копоть покрывали тело. На небосводе поднялся огромный золотой диск с ржавым оттенком, он был окружен багряной аурой – сквозь пелену пыли и гари свет луны едва пробивался. Когда я поднялся на холм, с юга на фоне лунного диска возник контур ветряной мельницы, черный, с закрытыми крыльями. Меня приковал вид ветряка, будто в нем выражался тайный смысл происходящего вокруг.

С позавчерашнего дня Флайсснер и я находились в степи. Наше жилище – участок земли вокруг тенистого дикого фруктового дерева, которое стоит как темное пятно на склоне холма. Давно отцвели и стали засыхать ковыль и донник, который достигал высоты человеческого роста. Почва под ними твердая как камень, и это чувствуется всем телом через спальный мешок и подстеленное под него шерстяное одеяло. Тут же рядом начинается бескрайнее поле частично поспевших зерновых. У нас имеется все для приготовления пищи: тень дерева, заменяющая палатку, канистра со свежей водой из источника в долине, консервы со шпиком и белой фасолью, хлеб, русский чай и примус. Нас окружают просторы, тишина степи, над которой дует восточный ветер при глубокой синеве неба.

Крик перепела, снова и снова, ибо вечереет, звучит этот крик совсем близко, со стороны поля. Высокий металлический звук, но такой тонкий и приглушенный, словно это гном бьет под землей молотком. Он чем-то напоминает о капели, и ты с радостью слышишь это в окружающей нас беззвучной сухой бесконечной степи. Лишь изредка в небе появляется хищная птица, которая высматривает полевых мышей.

Ночью возникает монотонный гул бомбардировщиков. Они зажигают там и тут свои осветительные бомбы на парашютах, как декоративные фонарики во время летнего ночного праздника. Когда одна из таких осветительных бомб оказывается так близко, что буквально висит над деревом, я накрываю темным шерстяным одеялом свой спальный мешок.

Сколько времени мы будем пребывать в этой изоляции? В безграничности, тишине дней потеряно время. Воспоминания пропадают, как побережье в открытом море. Я впервые нахожу время почитать. Очерки Монтеня[33] в карманном издании. «Мы живем чересчур много надеждой, вместо того чтобы действовать сейчас». Хорошее напоминание во время войны! Кое-кто добивается того, чтобы быстрее прошли дни авантюр. Однако в нас распространяется настроение в зале ожидания, когда нельзя воспринимать в целом современность как потерянное время. Когда мы освободимся от всего этого и вернемся к самим себе? Теряет время только ожидающий человек!