Айфонгелие - Георгий Зотов

– Отдай мнэ твои брюки, дарагой товарищ болгарин.

– Ты, блядь, «Терминатора» пересмотрел? – тревожно произносит электрик.

– Да ты чего, не видишь? – орёт рыжий. – Он торчок, под кайфом. Дай ему в табло!

И тут меня начинают бить. Без предупреждения. Все сразу.

Ваймэ. Я получаю слепящие удары в лицо (в глаз, нос и губы), в грудную клетку, в живот. В первые секунды я вообще нэ панымаю, что происходит. Да как они посмели тронуть МЕНЯ, если даже за попытку дышать в мою сторону их расстрэляют бэз вопросов?! Я закрываю разбитое лицо руками и инстинктивно стону на родном языке: «Вы с ума сошли?!» Они останавлываются, но буквально на пару сэкунд.

– Это хач, – постановляет электрик голосом прокурора военного трибунала.

– Э-э-э, послющай, дарагой, – говорю я с жутким акцентом, вытирая ладонью кровь с лица. Мамой клянусь, я не специально. Потом уже мнэ рассказали, что на окраине Москвы ночью, а также в мэтро лючше так нэ говорить. Особенно если повстречал группу молодых электриков. Особенно если ты голый. Особенно посчитав их болгарами. Карочэ, что-то из этого им сильно не понравилось. Получив ещё с десяток ударов, я не стал дажыдаться продолжэния и пабижал. Я нёсся сквозь кусты, и ветки хлэстали по лицу, а за спиной слышались дикие вопли и топот. Я вспомнил прежние врэмена, как ловко уходил от агентов царской охранки, и бросился в сторону. Там был ба-а-альшой парк. Я спрятался среди зэлени дэревьев и замэр – как бэлочка, прекрасный звэр с хвостиком, умеющий сидеть на ветке. Враги народа пробежали мимо, подсвечивая себе фонариками. Они визжали: «Хач, выходи, мы тэбя убьём!», – и это было изумительно наивно с их стороны – да кто ж после такого-то выйдет?

Я умею харащо прятаться. Это у меня в крови.

Эх, генацвале, сэйчас бы адын револьвер. Можно даже мэлкий калибр, савсэм маленький. Проходимец-электрик сразу запел бы по-другому. Но оружия у меня нэт. Я стираю листьями клёна кровь с лица, но она только размазывается… прыходытся спрыгнуть со ствола и смывать водой из лужи. Пригнувшись, как маймун[15] (вдруг попадутся другие электрики), бесцэльно рыщу по аллеям парка, пока не нахожу лежащего на скамэйке человека, судя по виду, упившегося вином во славу социализма. Или чего-то там другого. В общем, запах чувствуется мэтра на чэтыре. Я опускаюсь до низости и астарожно раздеваю спящего (наверняка тоже болгарина), пока он нэ проснулся. Тот лишь невнятно бормочет, но глаз нэ акрывает. Напяливаю на себя грязную рубашку (повезло, как раз по размеру), те самые синие штаны (видимо, в соврэмэнной Болгарии все люди либо монтажники, либо электрики, вэсьма уважаемые профессии) и нелепые штиблеты с тремя полосками на каждой стороне, с резиновой подошвой. Навэрное, местный крестьянский наряд вроде вышиванки и шаровар у украинцев. О том, как контррэволюцыонная группа молодёжи арганызовала заговор против вэликого вождя и о расследовании НКВД их злой атаки, а также об открытом (обязатэльно открытом!) суде я подумаю позже, у меня ещё будэт время. Я раздобыл одежду, теперь главное – выбраться из парка и выяснить, наконэц-то, куда же я попал. Судорожно обшариваю карманы болгарского одеяния, но, цади тракши[16], не нахожу дэнег: бэдный прохожий потратил на винное счастье всё до последнего гроша. Ну, по крайней мере, я одет. Плутая по узеньким дорожкам, выхожу на большую улицу. И адназначно схожу с ума. Океан свэта. Навстрэчу друг другу едут машины… очень непривычной формы. Их так много, что они буквально слипаются боками, возмущённо гудят и абсолютно не напоминают модели «Победы». «Растёт благосостояние болгарских трудящихся!» – греет мне сэрдцэ мысль. Э-э-э, слющай! Я внэзапно понимаю, что нахожусь в будущем, – возможно, меня воскрэсил гениальный коллективный ум савецких учёных, только в послэдний момент что-то пошло не так. Атомы или нейроны… не увэрен, что называю правильно… переместили моё тело не в Крэмль, а в иную страну. Грудь разрывает от восторга. Мне страшно хочется узнать – ваймэ, как там живёт без меня великий и славный Савэцкий Союз? Сколько братских народов мы одэлили счастьем, приняв в свой состав. Как засыпают зерно в закрома Родины комбайнёры Французской Савэцкой Сацыалистыческой Рэспублики, нормально ли прошло на сэдьмое ноября праздничное выступление Техасского ансамбля балалаечников? Есть только адын способ проверить – как можно скорее вэрнуться домой. В Москву, щедро уставленную моими статуями и увешанную моими портрэтами. К благодарным любящим потомкам, поклоняющимся мне за своё счастье. Улыбаясь, я выхожу из тени навстрэчу двум подвыпившим прохожим – усатым милым пролетариям лет пятидэсяти – и говорю:

– Генацвале, гамарджобат…[17] ты не подскажешь, слющай…

Они останавливаются, смотрят на меня, дружно вздыхают.

– Вот блядь, – горько произносит тот, который слева. – Ну как же достали везде эти хачи.

…И тут меня снова начинают бить.

(тот же бар «Рок-н-ролл», примерно одиннадцать утра)

– (Участливо, почти по-матерински.) У тебя голова не болит?

– (Слегка обалдев.) Нэт. Кажется. Благодарю.

– Ты очень сильно ударился, когда упал в обморок. Прямо деревянный такой звук раздался.

– Нэт, всё харащо. Матлобт, ээээ… спасибо, то есть.

– Ты сам откуда?

– Из Гори.

– Горы? Или город такой? Где именно?

– В Сакартвэло… в Грузии. Слющай, а кто он, этот чилавэк?

– Налей себе сначала. Правду всегда лучше слышать, когда ты уже хорошо выпил.

(Слышится характерный звон и бульканье.)

– (Выдох.) Готово. Давай. Я вынэсу всё.

– Это был Иисус Христос.

(Кашель.)

– Вах. Я с самого начала заподозрил… я слышал ваш разговор, но не разрэшил сэбе поверить. Неужели это ОН? Ну, всё. Если он сущэствует, тогда мне пиздец, гогона[18].

– Почему? Хотя… всем нам пиздец, скорее всего. Откуда ж было знать, что бог есть?

– У тэбя ещё есть шанс выпутаться, э-э-э. У мэня точно больше нэт.

– А что ты такого сделал?

– Ну так, слегка провинился… нимнога-нимнога людэй расстрэлял.

– О Боже… (Отодвигается.) Ты маньяк? Сколько конкретно трупов на твоей совести?

– Два миллиона. Или пятьдэсят. Историки по-разному счытают. Я сам уже запутался.

– (Успокаиваясь.) А, всё в порядке. Забыла, ты при падении башкой хорошо приложился.

– (С раздражением.) Да нэт же, ваймэ! Ты знаешь, как моё имя?