Секретная политика Сталина. Исповедь резидента - Георгий Агабеков

– Я могу вас познакомить со всей секретной перепиской консульства и дам вам ключ к шифру между мною и Кабулом. Но взамен я прошу политической и материальной гарантии. Вы должны обещать мне через Наркоминдел право убежища в случае моего отказа вернуться в Афганистан, и, наконец, я прошу за все мои услуги десять тысяч рублей золотом, что, я думаю, для вас являются небольшими деньгами, – выкладывал консул свои условия.

Мы молчали. Что можно было ему ответить? Вопрос о праве убежища так же, как и вопрос о такой сумме, как 10 000 рублей золотом, мы были не вправе решать. Об этом нужно было просить разрешения высшей инстанции.

– Хорошо, мы обдумаем ваши предложения, и я думаю, что мы придем к соглашению, – ответил Стырнэ. Деловой разговор исчерпан. Побеседовав еще некоторое время о разных мелочах, консул уехал. Опять мы остались одни. Стырнэ задумчив, Уколов по-прежнему невозмутим.

– Да, дело нелегкое – достать такую уйму денег. Нужно будет вопрос согласовать с ЦК и с Наркоминделом, это займет недели две времени. Да и едва ли наши начальники согласятся на такую комбинацию. Однако посмотрим, – задумчиво сказал Стырнэ. – А вы, товарищ Агабеков, пока продолжайте агентурную разработку консульства, чтобы не терять даром времени, – обратился он ко мне.

Я сидел на конспиративной квартире с молодым таджиком, недавно приехавшим из Парижа. Это был мой тайный агент Хубан-шо, подружившийся с афганским консулом и информировавший нас о консульских делах. Хубан-шо был завербован отрядом особого отдела ГПУ. Там же ему преподали несколько лекций политической грамоты и зачислили членом коммунистической партии. Всего только три месяца, как он впервые в своей жизни спустился с горных вершин Гимала, приехав в Фергану, увидел поезд и автомобиль. Свидетели рассказывали мне, что когда Хубан-шо увидел движущиеся деревянные дома-вагоны без всякой посторонней помощи, то этот коммунист – авангард мирового пролетариата – испугался и убежал со станции в горы. Его с трудом поймали, привели обратно, объяснили, что тут нечистая сила ни при чем, а во всем виноват паровоз. Однако, несмотря на дикость, Хубан-шо обладал природным умом и сообразительностью, главное – он был хитер хитростью дикаря.

– Ну, как поживает твой сородич консул? – спросил я его.

– Ничего себе. Он ожидает вашего ответа на его предложение и удивляется, что так долго не имеет ответа. Сейчас в консульстве спокойно, дипломатические курьеры уехали, и консульство почти опустело, – докладывал он.

– Хубан-шо! Ты обещал принести мне план расположения консульских комнат и до сих пор не приносишь, в чем дело?

– План у меня давно готов, товарищ Агабеков, но я не умею чертить, – ответил Хубан-шо смущенно.

– Так давай ты будешь объяснять, а я начерчу, – предложил я. И мы подробно нанесли на бумагу план консульства.

– А что представляет из себя секретарь консула? – продолжал спрашивать я у Хубан-шо.

– Это пожилой афганец, который почти ничего не делает. У него имеется работа, лишь когда консульство готовит почту. Как только дипкурьеры уезжают, он свободен и редко бывает в консульстве.

– Где же он проводит время?

– Он живет с одной русской женщиной и почти все свободное время проводит у нее, – ответил Хубан-шо.

– Кто она такая? – спросил я.

– Не знаю. Она, кажется, портниха. Если нужно, я завтра узнаю о ней все подробности.

– Да, пожалуйста, завтра же узнай, кто эта женщина, где живет и, вообще, все подробности, – закончил я.

Прошло две недели. Уколов и я вновь собрались в кабинете у начальника КРО Стырнэ. Лицо его выражало явное недовольство.

– Ну, товарищи, как я и предвидел, по делу «Шапочка» нам отказали во всем. ЦК согласился отпустить на это дело только тысячу рублей золотом, но главное несчастье – с Наркоминделом, который категорически протестует против предоставления права убежища консулу. Уполнаркоминделом Михайлов назвал это дело авантюрой, которая может только испортить наши отношения с афганским правительством. Итак, в нашем распоряжении 1000 рублей. Я думаю, можно предложить и червонцы. Может быть, он согласится. Как вы думаете? – обратился Стырнэ к нам.

Уколов после короткого раздумья сказал:

– Нужно найти другой путь к документам консула.

– Я тоже того мнения, что нужно найти другой путь, – начал я, – ведь предположим даже, что мы уплатим нужные деньги и получим шифр. А где гарантия, что через месяц шифр не будет изменен, и мы опять останемся ни с чем? Что же тогда? Опять платить, что ли? Не говоря о том, что, возможно, консул откажется от 1000 рублей, и мы очутимся в неловком положении.

– Хорошо вы все рассуждаете, – волновался Стырнэ, – а где же этот другой путь? Единственный другой, какой я вижу, – это украсть документы. А это может дать еще худший дипломатический скандал.

– А почему бы и нет? Мы не украдем, а лишь сфотографируем документы. В консульство проникнуть не трудно, и там почти никого нет. Вопрос только в том, как вскрыть несгораемый шкаф, где лежат документы. Ключи от шкафа консул носит всегда при себе на цепочке часов. Вы разрешите мне разработать план и доложить вам потом? – закончил я.

– Ну, ну, попробуйте, – ответил Стырнэ с сомнением в голосе.

Мы разошлись по своим кабинетам.

– Войдите! – ответил я на стук в дверь моего кабинета. Дверь отворилась, и вошла высокая блондинка лет 30, с обильно напудренным, помятым лицом, на лице ее выражение страха, смешанного с любопытством.

– Я получила повестку ГПУ явиться в комнату № 15 к товарищу Агабекову, – начала она.

– Вы гражданка Власова? – спросил я и, получив утвердительный ответ, предложил ей сесть.

Она села на кончик предложенного ей стула и боязливо разглядывала комнату. Я, делая вид, что очень, занят шелестя бумагами, исподволь изучал ее. Затем внезапно обратился к ней:

– Скажите, гражданка Власова, вы хорошо знаете географию СССР?

Она мнется и смущенно улыбается. На ее лице удивление по поводу заданного вопроса.

– Вы знаете, где находится Чимбай[25]? – продолжал я. – Вот смотрите, – и я ткнул пальцем в угол карты Узбекистана, висевшей на стене. Это маленький кишлак в 500 верстах от железной дороги. Туда отсюда ехать 20 дней на верблюдах. Там свирепствует тропическая малярия и не живет никто, кроме туземцев, – рассказывал я ей. Она смотрела на меня и на карту, ничего не понимая.

– Так вот, гражданка, я сейчас с вами говорю здесь совершенно секретно, и о нашем разговоре никто не должен знать. И я должен предупредить вас, что если станет известно, что вы кому-либо передали о нашем разговоре, то я вас вышлю в этот самый Чимбай.

– А теперь давайте откровенно поговорим о деле, – продолжал я.

– Скажите, вы знакомы с секретарем афганского консульства, не так ли?