Ведьмы цвета мака - Екатерина Двигубская

Марина позвонила в дверь, потом что есть силы начала барабанить. Рукам было больно, но она не обращала внимания — всё напрасно, никого нет. За спиной она услышала шорох открывающейся соседской двери.

— Бросил, бросил, он ненавидит меня! — прошептала она выглянувшему в щель лицу и выбежала на улицу.

У неё болел живот, так что было трудно стоять на ногах, окна Михаила тёмные — должно быть, уехал…

Выйдя из лифта, Миша увидел спящую Марину. Она была похожа на карлицу с короткими ногами, руками и большой, подрагивающей он неудобной позы головой. Он стянул с Марины берет и хотел было поднять спящую женщину на руки, но вспомнил, что у него грыжа. Михаил дотронулся до её плеча, она открыла глаза и несколько секунд не могла понять, где она, потом уткнулась ему в шею.

Она попыталась объяснить странность своего поведения, но уставший Михаил приготовил ванну и какао, зажёг свечи и выключил свет. Когда он оказался с ней рядом в тёплой воде, ей стало покойно и лениво, она легко отмахнулась от воспоминаний о старухе, которую, должно быть, тоже мыли в этой ванне, а теперь и у самой Марины помятые пальцы, видимо, старость передаётся через воду. Свет свечи расплылся, и она уснула…

Только на следующее утро после продолжительного сна Марина смогла объяснить причину своей истеричности. Михаилу ничего не осталось, как подивиться причудливости женского мышления.

— Конечно, я тебя не бросил. Я же только день не звонил.

— Два, — упрямо заметила она.

— И что с того? Дорогая моя, я не люблю отчитываться.

— А я не люблю волноваться.

— Ну вот и не волнуйся! Это абсурд какой-то, тек себя изводить только из-за того, что я не позвонил. Тебе что, делать нечего? И, кстати, разве я обещал?

Марина положила на Мишину тарелку тост.

— Налей кофе, — попросил он и кокетливо встряхнул волосами.

Она встала за кофейником, но, задержавшись около раковины, схватила журнал с рыжей девицей и швырнула в мусорное ведро. Михаил пожал плечами:

— Вытащи, пожалуйста. Там ещё программа на три дня.

У Марины мелькнула мысль — не купить ли и ей такие же сапоги, как у этой девицы.

Света сидела за круглым столом и вот уже полчаса пила чёрный чай. Мимо неё проносились подносы с вкусно пахнущей едой, и она голодно поводила носом. Оскар перехватил её взгляд, но тут же потупился, чтобы не смутить девушку.

В свою очередь Света начала наблюдать за жизнью в кафе, и её внимание привлекла высокая, сутулая фигура Оскара, венчающаяся экстравагантной причёской, — девушка из Волгограда никак не могла представить, что такое можно соорудить из волосяного покрова. Молодой человек стоял один против группы других официантов, те оживлённо разговаривали и, нисколько не стесняясь, громко обсуждали его новую причёску. Раздался звонок, официанты рванулись к приоткрывшейся на кухню двери, взяв блюда, разбежались по разным концам зала. Оскар с грустью посмотрел на одного из коллег — загорелого и смазливого.

Где-то совсем рядом раскатился хохот и звякнули рюмки. Света обернулась.

Две прелестницы семидесяти лет расположились за соседним столом, попивая шампанское. Та, что сидела вполоборота, была величавой женой советского генерала или даже маршала, на её плече горела бриллиантовая звезда, женщина слушала и светилась красотой — глубокой, какая бывает на полотнах великих живописцев, только с них глядят такие вкрадчивые, смотрящие на ощупь глаза. Она взяла в руки свечу. Светлана вздрогнула — женщина замерла, и свет, подкравшийся к ней, начал смывать с неё годы, в чертах появилась лёгкость и надежда, чёрное платье становилось всё светлее, пока наконец не превратилось в белое. Она повернулась к Светлане, кивнула, посмотрела на Оскара и снова кивнула, а потом поставила на место свечу и стала опять ночью, на плече которой горела звезда.

Другая, в блондинистом парике, с мушкой над красными губами и папиросой в мундштуке, бешено жестикулируя, начала каркать прокуренным голосом — шлюха Тулуз-Лотрека, подумала Светлана.

Глаза Оскара и Светы наконец встретились, он торопливо, неловко загребая ногами, подошёл к ней.

— Кто это? — спросила она.

— С брошью — знаменитая актриса и танцовщица, в прошлом, конечно. Блондинка — страшная вруша, её зовут пани Вроня. Вы что-нибудь хотите?

— Нет.

— А почему вы так грустны?

— А вам какое дело? Вы психиатр или официант?

— Официанты неплохо разбираются в психологии. Я всегда знаю, сколько чаевых мне оставят. Вот вы положите рублей десять.

— Ничего не положу.

— Нет, у вас лицо доброе, глаза печальные, но светлые, как песок в дюнах, когда об него бьёт ветер.

— Вы что, поэт-символист?

— Нет, я только что окончил текстильный институт, хочу стать модельером. Вы из Москвы?

— Нет.

— А откуда?

— От верблюда. Из Волгограда я. Что вы ко мне пристали?

— Что-нибудь закажете?

— У меня денег нет.

— Есть хотите?

— Да.

— Слушайте, моя смена сейчас кончится, не хотите пройтись? Я вам бутербродов принесу, — предложил Оскар.

— Хочу, — неожиданно для себя ответила Светлана.

— Не беспокойтесь, я за чай заплачу.

Оскар отошёл от столика, а Света посмотрела на экран телевизора: какой-то очень худой мужчина средних лет пытался зайти в чью-то квартиру. Хозяйка не пускала его, говоря, что сейчас придёт её муж и будет сильно недоволен. Потом показали гостиничный номер, где на краешек кровати присел тот же герой репортажа. Он радостно огляделся. Вошёл толстяк, герой встал и начал его благодарить, и в его тихих, смиренных глазах было счастье. Затем на экране возникло холёное лицо ведущей, которая объяснила, что мужчина — житель деревни Тарасенко, только что вернувшийся домой. Тринадцать лет назад ему предложили работу, а потом увезли в Чечню, там отобрали документы, и долгие годы он был самым настоящим узником, даже рабом. Пять раз пытался сбежать и пять раз его возвращали. Родная сестра приватизировала его дом, как имущество пропавшего без вести родственника, и теперь не пускает его на порог. Так что властям придётся решать ещё одну жилищную проблему.

— Почему вы так побледнели? — донёсся до Светы голос Оскара, который держал в руках свёрток.

— Это ужасно! Вы не слышали?

— Нет. Опять что-нибудь по телевизору? Вы ещё не привыкли?

— Разве к этому можно привыкнуть!

— Знаете пошлую фразу, что привыкнуть можно ко всему.

— Я хочу быть человеком, а не крысой, и хочу, чтобы у меня были права, и чтобы ни одна сволочь не смела меня обижать. — Света встала и пошла к выходу из пиццерии. Девушка случайно зацепилась за пальто пани Врони. Пальто было коричневого цвета и словно притягивало к себе неприятности, большой портфель с золотой пряжкой гулко упал, по полу растеклась жидкость, пахнущая спиртом. Пани взвизгнула: