Хрустальный мир - Роуз Сноу

– Есть ли способ снять проклятие? Хоть какой-нибудь? – спросила я. – Вы что-нибудь слышали об этом?

Мистер Эйкройд выпустил в воздух колечко дыма.

– Человек, который оставил мне страницу дневника, придерживался мнения, что медальон был источником всех зол. Если удастся полностью уничтожить медальон и разбить камень, чтобы и остаточная магия могла уйти, получится разрушить проклятие.

– А где медальон? Есть ли какие-нибудь указания на это? – спросил Престон. Он еще больше подался вперед, опираясь локтями на колени.

Историк пожал плечами.

– Не имею ни малейшего представления. Но я также не думаю, что таким образом можно снять проклятие. Я больше склоняюсь к тому, что кости ведьмы нужно найти и сжечь. По крайней мере, это сработало в другой истории. – Мистер Эйкройд потер свои густые надбровные дуги, снова вздохнул и затянулся трубкой. – Хотя, как и в случае с проклятым медальоном, я понятия не имею, где находятся кости ведьмы.

Обратный путь в Грин-Манор прошел в молчании и раздумьях. Историк ничего не мог сказать Грейсону о сокровище, и мы не получили от него никаких еще сколько-нибудь значимых сведений, но теперь у нас была дата. Дата, которая внушала мне страх и с тех пор угрожающе нависла надо мной, словно тень.

На первый взгляд сорок два дня казались не такой уж маленькой цифрой. По крайней мере, это было лучше, чем семь или четырнадцать дней. Но, учитывая прогресс, которого мы достигли за последние шесть недель, этого, возможно, будет недостаточно.

Глубоко вздохнув, я посмотрела через лобовое стекло «Мини» на Грин-Манор, древний каменный фасад которого был весь увит темно-зеленым плющом. Где-то за этими стенами находился Блейк, который еще не знал, что мы выяснили. Нам с Престоном казалось неправильным отправить Блейку сообщение о том, сколько ему осталось прожить. Однако было так же неправильно сейчас войти в этот дом и сказать это ему в лицо.

– О чем ты думаешь? – Престон смотрел перед собой, направляя машину через кованые ворота по хрустящему гравию к дому.

– Я стараюсь не думать слишком много, – ответила я. – Или не слишком много чувствовать.

На это он ничего не ответил. Серьезность, с которой Престон отнесся к словам Эйкройда, не покидала его и на протяжении всего обратного пути. Вероятно, его мучили те же мысли, что грозили втянуть и меня в свои спиральные узоры и которые всегда заканчивались тем, что у нас не было ни единой зацепки, где мог находиться этот волшебный медальон или кости мертвой ведьмы.

– Ты ему скажешь? – Престон припарковал машину на обычном месте на подъездной дорожке за незнакомой мне черной машиной и вытащил ключ.

– Мы расскажем ему вместе.

Он кивнул.

– Ладно. Тогда давай покончим с этим.

Мы уже выходили из машины, когда входная дверь распахнулась и вышел доктор Монтгомери. Слегка сгорбленный пожилой мужчина в одной руке держал свою черную докторскую сумку, в то время как другой надел шляпу, а затем полез в карман пальто, где он, вероятно, искал ключ от машины.

При виде нас он на мгновение сдвинул кустистые брови, а потом улыбнулся.

– О, привет, Престон.

– Доктор Монтгомери. Я не знал, что вы сегодня приедете. С папой все в порядке? – в голосе Престона было отчетливо слышно напряжение.

– Не волнуйтесь, все в порядке, – успокаивающе сказал доктор Монтгомери. – Я просто хотел осмотреть его, потому что на следующей неделе я буду очень занят. И я еще раз воззвал к его совести, чтобы он щадил себя.

– Мы постоянно говорим ему об этом, – ответил Престон.

– В любом случае не повредит, если он услышит это от других людей. Твой отец – гордый человек, он не привык легко отступать. Но из-за его истории болезни это крайне необходимо. Было бы лучше, если бы он на самом деле отошел от дел в течение следующих нескольких недель, чтобы полностью восстановиться.

Престон кивнул и протянул доктору руку на прощание.

– Благодарю. Мы позаботимся о том, чтобы он не брал на себя слишком много.

– Очень хорошо. – Доктор приподнял шляпу. – Приятного воскресного вечера.

Я тоже попрощалась и наблюдала, как пожилой мужчина прокладывает себе путь против ветра к своей машине, прежде чем обменяться быстрыми взглядами с Престоном.

Престон открыл мне входную дверь и напряженно посмотрел на меня.

– Готова?

Я кивнула более уверенно, чем на самом деле чувствовала себя.

– Насколько можно быть готовой к такому.

Поскольку Блейка не было видно на первом этаже, мы отправились в его комнату. Престон коротко постучал, прежде чем открыть дверь. Какая-то часть меня хотела, чтобы он никогда этого не делал. Потому что зрелище, представшее передо мной, безжалостно выжгло мою сетчатку. Этот образ никогда не исчезнет из моей памяти, как и боль, которая взорвалась в груди, как граната.

Блейк действительно был там, и он был не один. Его руки лежали на спине Грейс, которая сидела рядом с ним на кровати, и ее пальцы страстно зарылись в его волосы, когда она целовала его с закрытыми глазами. И он целовал ее.

Сомнений не было. Это был не односторонний поцелуй, исходивший только от Грейс. Этого хотели оба. Именно об этом Грейсон хотел меня предупредить, но я, глупая корова, его не послушала.

Уязвленная, я уставилась на них. Как я могла быть такой слепой? Я не могла поверить, что игнорировала любые знаки и тревожные звоночки, потому что Блейк уверял меня, что они просто друзья.

На мгновение моя боль сменилась холодным разочарованием, а затем пришло гадкое мрачное чувство, когда я уставилась на этих двоих, повернувшихся к нам после того, как Престон открыл дверь. Грейс испуганно распахнула глаза и возилась с вырезом своей блузки, в то время как Блейк уклонился от моего взгляда и, по-видимому, не знал, как реагировать.

– Извини, чувак, – пробормотал Престон, все еще держа ладонь на дверной ручке.

Прежде чем это могло стать еще более неприятным, я развернулась и направилась обратно к лестнице. Слезы гнева и разочарования навернулись мне на глаза, но я силой воли сдержала их.

Нет, я не буду плакать. Я не собиралась поддаваться эмоциям, которые бушевали в моем теле, как зверь в клетке, и хотели, чтобы их выпустили на волю.

Мы с Блейком должны были держать дистанцию, так что не имело значения, был он с Грейс или нет.

По крайней мере, так мне говорил разум. Но вся эта логика совершенно не помогала против ревности, что сжимала мне горло и будила желание обрушить на Блейка весь мой гнев.

Он солгал мне. И у него даже не хватило порядочности запереть свою проклятую комнату, пока он обжимался с Грейс.

Больше всего на свете мне хотелось что-нибудь сломать, ударить по чему-нибудь – и это не беспокоило бы меня, если бы мне не хотелось сделать это с идеально накрашенным лицом Грейс.