Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Поручик Ржевский и малютка Клоппик, слегка подросший сосени, играли с циклопами пара на пару в засаленные карты. Клоппик явнопередергивал, но с такой милой детской улыбкой и так ловко, что циклопы этогодаже не замечали. Изредка, поддерживая репутацию малыша, недавно взявшего вруки колоду, Клоппик путал короля с валетом или пытался покрыть козырнуюдевятку некозырной семеркой. Пока циклопы добродушно ржали над неумелым малюткой,тот, наивно моргая и называя их «дяденьками», готовил себе запас тузов наследующую игру или вытягивал козырей из отбоя.

Зато циклопы внимательно следили за поручиком Ржевским,который был известен в Тибидохсе как ловкий шулер, не раз при жизни приложенныйподсвечником. Призрак сидел – или, вернее, висел – в воздухе, с самым невиннымвидом вытянув долговязые ноги и держа карты близко у лица. Сложно сказать,каким образом ему удавалось управляться с материальными предметами. СамРжевский утверждал, что делает это не руками, а силой желания, и переводилстрелки на своего дедушку-ведуна, который якобы и пельмени ел, не притрагиваяськ ним и пальцем.

Циклопы не давали поручику даже прикоснуться к колоде иподальше отодвигали от него отбой. Когда же Ржевскому нужно было взять изколоды, они сами по одной передавали ему карты. Поручик возмущался и называлциклопов глупыми плебеями и кухонными мужиками, не способными оценить движенияблагородной души. Тем временем левый глаз «благородной души» парил в воздухе заспинами у циклопов и буквально пасся у них в картах.

Циклопы галдели, ревели, ругались низкими голосами, всердцах шлепали картами – и раз за разом проигрывали. Возле Клоппика иРжевского уже высилась целая гора шкур и закопченных на костре бараньих лопаток.Страж ворот Пельменник, наиболее азартный из всех, ухитрился проиграть нетолько свою секиру, но даже и тулуп с шапкой и теперь дрожал у костра в однихтолько ватных штанах. Его грозный глаз безумно вращался на лбу. Малютка Клоппикс деловым видом ощупывал голенища выигранных валенок.

Заметив Таню и Жикина, впавший в младенчество глава темногоотделения обернулся.

– Жол, а Жол! Пивет! Скази шмыглис-флыглис! – тоненькимголоском попросил он.

– Отстань! – огрызнулся Жикин. Он, как и все вТибидохсе, давно усвоил, что за Клоппиком лучше не повторять.

– Ах так! – обиделся Клоппик. – Я все лавноне отстану! Поплосу кого-нибудь из циклопов сёлкнуть тебя по лбу! Они мне всеклугом долзны! Кто согласится?

Циклопы придвинулись поближе к костру. Желающих было море.Жикин попятился. Он не забыл еще, с каким рвением циклопы щелкают по лбу.

– Ладно-ладно! А что это за фрыглис? – подозрительноспросил Жикин.

– А ты скази! Тебе понлавится! – подбивал Клоппик,в глазах у которого плясали огненные блики.

– Шмыглис-фрыглис! – пробурчал Жикин, у которого простоне оставалось другого выхода.

Полыхнула красная искра. В следующую секунду Жикин, точноракета, сорвался с места. Безостановочно вопя, он описал в воздухе красивуюдугу и исчез в одной из бойниц Тибидохса. Циклопы, Таня и поручик Ржевскийпроводили его взглядом.

– Низко полетел! К дождю! – басом сказал призрак изаржал. Он обожал читать лопухоидные анекдоты про себя, любимого.

– О, нет! Не верю! Меня спас малютка Клоппик! –воскликнула Таня, сообразив, что избавилась от Жикина.

– Я дазе не думал, сто мое катапультилующее заклинаниеслаботает. Это зе было пелвое испытание! – улыбаясь, сказал малюткаКлоппик. Передние зубы у него недавно сменились и теперь были белые и острые,как у бобра. Смотреть на них было гораздо приятнее, чем на желтые пенькипрежнего профессора Клоппа.

– Глотти, дай дылок от бублика на сигалеты! –попросил он.

Он единственный в школе додумался называть Таню Гротти.Остальные предпочитали более тяжеловесное Гроттерша.

– Детям курить вредно, – сказала Таня.

Поручик снова заржал, не забывая светить циклопам карты.Выигранные вещи ему были не нужны. Цель у Ржевского была иной. Он явнособирался к утру превратить стражу Тибидохса в группу нудистов-любителей.

– Кто кулит, я? – искренне оскорбилсяКлоппик. – Я не кулю! Я сигалеты галпиям скалмливаю! А они меня за это повоздуху катают.

– Гарпии едят сигареты? – поразилась Таня.

– А как зе! За милую дусу! – заверил Клоппик такрадостно, что Таня даже не подумала в этом усомниться.

Малютка Клоппик оказался единственным, кто сумел подобратьключик к черствым сердцам гарпий. Любого другого они сбросили бы на камни ирасклевали. Недаром Тарарах всегда считал Клоппа одним из самых способных своихучеников.

Подвергая критике теорию и практику свиданий на рассвете,Таня долго шла по берегу вдоль русалочьего пруда, пробираясь к священной роще.Снег в темноте казался синеватым. Уходя к горизонту, он смешивался с лиловым, сподтеками небом.

Снег падал крупными редкими хлопьями. Тане казалось, будтогде-то высоко на небе великан моет руки и роняет мыльную пену. С прудадоносился плеск воды. Русалки, сестры Милюли, скрытые камышом, сидели на краюпробитой для них полыньи, расчесывали распущенные волосы осиновыми гребнями итянули бесконечную, заунывную, звенящую в предрассветной тишине песню. Изредкаодна из русалок не то рыдала, не то хохотала. С берега было сложно понять, чтоозначал этот звук.

На всякий случай Таня поднялась немного выше по склону. Идтивдоль самого берега было опасно. Русалки, ничтоже сумняшеся, запросто моглиутопить ее для пополнения своей численности, защитная же магия, которуюпреподавала доцент Горгонова, не действовала на них на рассвете.

«Чеховский прудик… Лермонтовские русалки… И глупаяГроттерша, спешащая на свидание со своим Пуппером! Тьфу ты, в этом мире нетничего нового!» – думала Таня, увязая в снегу.

Незаметно она дошла до рощицы. Дубы, некогда посвященныеПеруну, тесно толпились на вершине холма. Кое-где в снегу видны были глубокиеследы. Малютка Гроттер забеспокоилась было, но разглядела, что носки у следовповернуты в сторону Тибидохса. Похоже, бдительные стражи просто-напростослиняли с боевого дежурства.

Таня поднялась на холм по его крутой береговой части.Пуппера видно не было. Она дважды окликнула его – тишина.

«Что за дела такие? Девушки приходят на свидания первыми! Ужутро близится, а Пуппера все нет!» – подумала она.