Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Измазанная глиной одежда сохранялась в семье воспитателя как величайшее сокровище…

Сатиномия обожал читать воинский эпос и повествования о подвигах китайских воинов. Его любимыми героями были прославленные воины средневековья – Кусуноки Масасигэ (1294–1336) и Тоётоми Хидэёси (1536–1598). Начал принц и сочинять японские стихи – пятистишия танка. Комэй был опытным стихотворцем, он исправлял опусы сына и давал ему новые и новые темы для сочинения. При японском дворе не было должности «официального» стихотворца, стихи сочиняли все. Но император был главным сочинителем. Речевой этикет предписывал ему витиеватость, уклончивость и многозначность, стихи как нельзя лучше соответствовали такому способу выражения мыслей и чувств.

Ивакура Томоми верил в возрождение императорской власти. Верил в это и Ёсида Сёин, которого казнили 27 октября. Пять лет назад он пытался убежать в Америку и был арестован. Парадокс заключался в том, что он Америку вовсе не любил. Ёсида был страстным сторонником «изгнания иностранцев». В прошлом году его снова арестовали – на сей раз за участие в подготовке покушения на Манабэ Акикацу. Ёсида Сёин был недоволен тем, что Манабэ готовил договор с Америкой. Готовясь к побегу в Америку, он не «предавал родину», а хотел поближе изучить противника. Задачей Японии в это время было сохранение независимости, но уже сейчас Ёсида вынашивал планы по завоеванию Кореи, Маньчжурии, Китая и Индии[21]. Однако сёгунат не был в состоянии приспособить к делу даже таких государственников.

Этим летом в соответствии с торговыми договорами были открыты три порта – Хакодатэ, Нагасаки и Канагава. Для американцев этот долгожданный день наступил 2 июня по лунному календарю. По григорианскому календарю этот день пришелся на 1 июля – день провозглашения Декларации независимости. Посланник Гаррис настаивал именно на этой дате. Для многих японцев она стала если и не днем потери независимости, то уж, во всяком случае, днем ее ущемления. Россия в лице Путятина решила столь радостное событие не приурочивать к американскому празднику, и для нее порты открылись тремя днями позже.

В августе в Канагава бросил якорь корабль, на борту которого находился генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев. Всего же в его устрашающей флотилии было девять судов. В прошлом году Муравьев вынудил Китай подписать Айгунский договор, согласно которому граница между Китаем и Россией стала проходить по Амуру. Сам Муравьев был верным слугой царя и убежденным государственником, хотя в его родственниках числились самые разные люди: и декабрист Муравьев, и анархист Бакунин. После Амура его целью стал Сахалин, отдавать который японцы почему-то никак не соглашались. Путятин был настойчив, но вежлив, Муравьев – напорист и груб. Однако это не помогло Муравьеву. Хотя он и получил титул графа Амурского, но графом Сахалинским так и не стал – еще долгое время остров оставался зоной «совместного проживания» подданных японского и российского государей. Однако японцы своей вежливостью все равно произвели на Муравьева благоприятное впечатление – он говорил, что с японцами дело иметь приятнее, чем с китайцами. Сравнить их с русскими в голову ему почему-то не приходило.

Ёсида Сёин

Муравьев и чиновники сёгуната дебатировали в Эдо, когда в Канагава произошел трагический случай. Русский мичман Мофет с двумя матросами отправились за покупками. На них набросились несколько самураев. Они зверски убили мичмана и матроса Соколова, третьему русскому удалось спастись в соседней лавке. Муравьев потребовал от сёгуната извинений, отставки губернатора Канагава и наказания преступников. Первые два условия были выполнены незамедлительно. Однако преступников по горячим следам поймать не удалось. По японской версии, это были не преступники, а преступник. Сначала власти заявили, что он покончил жизнь самоубийством, однако представить труп так и не смогли…

Это было началом масштабного террора, направленного против иностранцев. До этого русские офицеры – верхами и пешком – пять раз прогуливались по Эдо. Кое-где в них кидали камнями. Особого впечатления на людей, которые прошли Крымскую войну, это не производило. Они опасались только пуль и снарядов, никто не думал, что самурайский меч – оружие не менее страшное.

Русских моряков похоронили на местном кладбище, сёгунат издал указ, строго-настрого запрещавший бросаться камнями в иностранцев, но всего через несколько дней в Иокогаме убили слугу из французской миссии. Это был китаец, но он носил европейскую одежду. Для террористов этого было вполне достаточно. Движение по «изгнанию варваров» набирало силу.

В Нагасаки и Хакодатэ порты существовали издавна, в Канагава порт нужно было строить. Там размещалась одна из 53 станций тракта Токайдо, соединявшего Эдо и Киото. Поэтому это место отличалось оживленностью. Но правительство не желало, чтобы контактов между японцами и иностранцами было чересчур много. Оно опасалось как «зловредного» влияния иностранцев, так и нападений на них. Порт поэтому решили строить в соседней с Канагава деревеньке Иокогама, хотя в официальных документах значилась Канагава. Гаррис гневался и утверждал, что правительство хочет устроить резервацию – подобно острову Дэсима возле Нагасаки, где в течение двух веков были буквально заточены голландские купцы. Однако Ии Наосукэ на сей раз не желал отступать ни на шаг. Расходы по строительству порта не смущали его, что объяснялось соображениями не столько экономическими, сколько идейными.

На месте деревни Иокогама возник город. Он представлял собой прямоугольный участок площадью около двух квадратных миль. К северу катил волны Тихий океан, с южной стороны подступало болото. На востоке протекала река обычная, на западе – приливно-отливная. Реки соединили широким и неглубоким каналом, и Иокогама стала островом, на который можно было пройти только по одному из четырех мостов. Она и вправду в этом отношении напоминала Дэсима. Но порядки на Дэсима были все-таки намного строже – голландцам запрещалось приезжать с семьями, покидать остров, общаться с местным населением.

Однако и в Иокогаме жить было не слишком уютно. Перед мостами стояли ворота, закрывавшиеся на ночь. Ворота круглосуточно охранялись самураями, которые устраивали каждому личный досмотр и выдавали специальные деревянные таблички, служившие пропусками. Таблички следовало держать в руках или же привязывать к гарде меча. Иностранцам разрешалось выходить за городские ворота, но их свобода ограничивалась радиусом в 28 миль. Правда, с одним существенным исключением: они имели право подъезжать к Эдо только на расстояние в 14 миль (до самого города было 18 миль).

Словом, назвать Иокогаму «открытым городом» можно было только с оговорками. Он и не мог быть по-настоящему «открытым», если закрытой оставалась вся страна. Иокогама походила либо на «веселый квартал» Ёсивара в Эдо (он тоже охранялся и был окружен рвом с водой), либо на территорию иностранного государства. Второе, впрочем, вернее.