Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Американцы хотели общаться. Никто из них не мог себе представить, что его общество может быть кому-то не по нраву. Они и созданное ими государство были сделаны из одного и того же мыслительного вещества. Стоя под окнами гостиницы, они приветственно вскидывали руки, посылали воздушные поцелуи и клянчили японские монетки, но японцам выходить на улицу по своей воле было запрещено. В своей стране японцы всячески ограждали иностранцев от соприкосновения с «чернью». Согласно японскому этикету, на высокопоставленную особу смотреть вообще не полагалось. Поэтому при виде толпы, собравшейся поглазеть на японцев, у членов миссии временами возникало ощущение, что с ними обращаются неуважительно. Рукопожатия и автографы, раздаваемые абсолютно незнакомым людям, казались верхом абсурда, хотя члены миссии прекрасно понимали: все это является искренним проявлением дружеских чувств. Что эти люди понимали под дружбой – другой вопрос. В любом случае театральная зала набивалась людьми только потому, что на представлении присутствовали японцы[27]. Не на сцену, а именно на них были направлены зрительские окуляры.

Из всего японского этнографического антуража – одежды, обуви, мечей, причесок – американцы не собирались заимствовать ничего. А что уж там говорить про моральные и этические нормы. Это был праздный и высокомерный интерес.

Японская культура привыкла разделять: высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и стариков. Культура, которая объединяет необъединимое, казалась им генератором хаоса. Будучи воспитаны в обществе, где принадлежность к тому или иному сословию закреплялась по наследству, самураи считали абсурдным, что президентом страны может стать любой простолюдин. Японским представлениям о социальном порядке соответствовало только бесправное положение негров.

Несмотря на хороший прием и доброжелательность простых американцев, членам миссии приходилось быть начеку. Из толпы можно было услышать оскорбления, сравнения с обезьянами и «черномазыми», одного японца попытались стащить с коня. Когда на улице с членом миссии заговорил какой-то пьяный прохожий, он по неосторожности нажал на спусковой крючок своего револьвера. Пуля пролетела мимо, но самурай подумал, что на его жизнь покушаются, выхватил меч, и только проворство спасло незадачливого американца от верной гибели.

Миссию повсюду сопровождали японские флаги. Ими были украшены здания, поезда, пароходы и даже воздушный шар. На родине такого огромного количества японских флагов увидеть было нельзя. Для американцев члены посольства были не вассалами сёгуна, а представителями страны под названием Япония. В самой Японии красному кругу на белом фоне предстояло сыграть роль объединяющего нацию символа только в будущем.

Перед началом визита газета «Нью-Йорк дейли трибьюн» писала: «Какую бы из держав ни посетило японское посольство, его ожидают большие приобретения. Хотелось бы, чтобы визит в нашу страну принес посольству особенную пользу. В нашей стране они могли бы научиться тому, в чем так нуждается Япония. Урок заключается в том, что сила и процветание империи основываются не на классовом делении и статусе, они имеют источником знания народа и свободу. Желательно, чтобы посольство было составлено не из наследственных князей, управляющих своими землями, а из выходцев из низов, которые сумели добиться всего сами. Поскольку наследственные князья не только прямо препятствуют прогрессу народа, но одновременно являются и лицами с властными полномочиями, которые чинят всевозможные препятствия в деле международного общения»[28].

Сбылись ли надежды американской газеты на «приобретения» и «пользу»? Если и сбылись, то далеко не сразу. Вернувшись домой, члены миссии представили свои отчеты о путешествии, но их поместили в недоступный для жителей страны архив. Тогдашние власти расценивали информацию как одну из своих основных привилегий.

Однако заграничная информация все равно доходила до японцев. И она была пугающей. В Японии стало очень быстро известно, что англо-французские войска заняли Пекин. Согласно заключенным договорам, Цинская империя должна была выплатить очередную контрибуцию, согласилась на «свободную» торговлю в Тяньцзине и, вдобавок к Сянгану (Гонконгу), лишилась южной части полуострова Цзюлун (Каолун). Китай на глазах терял свой суверенитет и превращался в полуколонию. Уж если огромный Китай не смог защититься от нашествия «варваров», то что уж говорить о Японии, которую сами японцы исстари привыкли именовать «просяным зернышком»…

После того как Сатиномия дочитал «Книгу о сыновней почтительности», Комэй велел ему приступить к «Великому учению». При этом учеников в классе стало ровно в два раза больше: к Сатиномия присоединился Урамацу Тарамицу (1850–1915), отпрыск аристократического рода.

Предыдущий девиз правления Манъэн не прожил долго. В феврале его заменили на «Бункю» – «Длительная культурность». Обозначающие данный год циклические знаки сулили бедствия, и еще с периода Хэйан в такой год проводилась смена девиза. В пассаже «Поздней истории династии Хань», из которого и были позаимствованы иероглифы для нового девиза, говорилось о доблестях культурных и воинских. Иероглиф «воинский» в название девиза непосредственно не вошел. Но Сугавара Тамэсада, предложивший этот девиз, имел в виду и его – напряженное ожидание военного конфликта нервировало подданных. Они полагали, что сейчас правительству совсем не помешает и военное умение. Ведь политика западных держав отнюдь не ограничивалась дипломатическими аргументами. Пребывая в полной растерянности, сёгунат шел на одно послабление за другим. В июне он снял запрет на строительство крупнотоннажных кораблей и разрешил частным лицам покупать иностранные суда. Но вековое отставание от Запада не могло быть преодолено сразу.

В феврале возле острова Цусима бросил якорь корвет «Посадник». Командир эскадры И. Ф. Лихачев не получил указания относительно создания на Цусиме военно-морской базы. Но у него было разрешение под свою личную ответственность заключить соглашение с местным князем об аренде участка – при условии, что это не вызовет протестов сёгуната и вмешательства западных стран[29]. Однако при высадке на остров некий Ясугоро, присланный сюда для охраны острова, попытался оказать сопротивление и был застрелен. Это произвело на местных крестьян устрашающее впечатление, но выгоды пребывания матросов на острове, похоже, перевешивали: моряки исправно платили за овощи, коров, кур и яйца. Русские и японские плотники приступили к постройке зданий для будущей базы. Однако сёгунат был против, против были и англичане, хорошо понимавшие стратегическую важность острова, с которого контролировалось прохождение судов через Корейский пролив. Английский посланник Р. Элкок (Олькок, Alcock) тоже мечтал превратить Цусиму в базу. После того как на Цусиму зашли два английских корабля, русская эскадра покинула остров, а Лихачев вроде бы получил в Петербурге нагоняй. Однако после случившегося и Англия не стала лишний раз будоражить общественное мнение и искать новых столкновений с Россией, Францией и другими европейскими странами. И получилось, что Цусима так и не превратилась в открытый порт.