Воображаемые девушки - Нова Рен Сума

Примерно каждую милю я украдкой бросала взгляд на Лондон, замечая то, что никогда не замечала раньше, когда она была живой в первый раз.

У нее были длинные руки, очень длинные, и, наверное, она была выше, чем мне помнилось, или просто выросла.

Она все время ерзала, не могла сидеть спокойно на месте.

А потом она уснула, положив щеку на мой чемодан, и у нее изо рта вытекла слюна. Вид у Лондон был совершенно невинный.

– Она, ну, ты знаешь… в порядке? – спросила я.

Я не могла найти слов, чтобы описать, кем она была. Не могла понять, как лучше спросить.

Руби щелкнула языком.

– Настолько, насколько от нее можно ожидать, наверное. В смысле, как думаешь, как бы ты себя чувствовала, вернувшись из… – Сестра, резко умолкнув, с напряжением посмотрела в зеркало заднего вида. – С ней все отлично.

– А как, ты считаешь…

– Да, я считаю, нам нужно заехать за ло-мейн, когда мы высадим ее, – ответила Руби, в равной степени себе и мне. – Огромную коробку, с палочками для меня и вилкой для тебя. Они всегда забывали про вилку. Только… «Вок-н-Ролл», наверное, уже будет закрыт, да?

Она взглянула на меня.

– Я не помню, когда они закрываются.

– Поговорим про ло-мейн позже, Хло, – сказала сестра таким тоном, как будто это я предложила поехать за ним. – Я не хочу, чтобы она что-нибудь подумала.

– Она же спит, – ответила я. – Посмотри на нее. В отключке.

– Во сне все равно можно все слышать. Стены сна очень тонкие, голоса легко проникают сквозь них. Вот, например, я говорила с тобой через мамин живот, рассказывала тебе о себе, чтобы ты узнала меня. Я делала это каждый день. А потом ты родилась и полюбила меня больше ее. То же самое.

– Но я ничего такого не помню.

– Помнишь, где-то глубоко.

Пока я наблюдала за Лондон, она снова начала ерзать, словно в моих глазах были маленькие острые иголки, которые царапали ее. Потом она вдруг села, наши взгляды встретились, и я подумала, что, может, ей и правда был слышен весь наш разговор.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила я Лондон. – Не слишком много выпила?

– С ней все в порядке, я же сказала тебе, – ответила за нее моя сестра. – Оставь ее в покое.

Я думала, что мы направляемся прямиком в центр города и потом отвезем домой Лондон, но Руби, резко повернув налево, на мост, выехала на совершенно неожиданную дорогу.

– Где ты живешь, Лондон? – спросила я.

– Я не… я… это… э-э-э… – Она умолкла.

Неужели девчонка настолько пьяна, что даже не может вспомнить, где живет?

– Я знаю, куда ее везти, – сказала Руби.

Она вела себя с Лондон как курица-наседка, словно мы должны ходить вокруг нее на цыпочках, хотя раньше Руби заботилась исключительно обо мне.

Мы проехали совсем немного, когда Руби вдруг остановила машину. Но не рядом с каким-нибудь домом, а на темном отрезке дороги, идущей вдоль густых зарослей деревьев. Я знала, где именно мы были, но не хотела говорить.

Оказалось, Лондон жила не так уж далеко от того места, где она умерла. Как раз за этой лесной чащей скрывалось водохранилище. Подозревала ли она об этом? Помнила ли?

Руби повернулась, чтобы посмотреть на Лондон.

– Здесь пойдет? – спросила она.

Лондон открыла рот и тут же закрыла. Может, все-таки она о чем-то догадывалась. Может, она все помнила, но не знала, помнила ли я.

– Я спросила, ты хочешь выйти здесь? – повторила Руби.

– Да, тут пойдет, – ответила Лондон. По ее лицу с отсутствующим выражением ничего нельзя было прочитать. – Дальше я дойду пешком.

Над нами висела какая-то недосказанность, но прежде чем я успела спросить, что происходит, Лондон соскользнула с заднего сиденья, дверца за мной распахнулась и тут же захлопнулась. На секунду задержавшись на асфальте, она в нерешительности повертелась, словно не знала, где ее дом. Одна ее нога была босой – наверное, Лондон, из-за того что торопилась выйти, потеряла сандалию, но казалось, даже не собиралась искать ее.

Я повернулась к сестре.

– Может, нам лучше отвезти ее прямо к дому?

– Не, – ответила Руби. – Лондон хочет пройтись пешком. Здесь недалеко.

Лондон кивнула и отозвалась эхом:

– Здесь недалеко. Вон там. – Она показывала куда-то в темноту ночи, и, может, там действительно был проезд, мне не было видно. Может, она предпочитала, чтобы ее высаживали посреди дороги, потому что не хотела тревожить своих родителей.

– Но как же твоя сандалия? – окликнула я Лондон.

Она пожала плечами и пошла.

Я пребывала в полнейшем недоумении. Часть меня до сих пор ждала, что Лондон исчезнет в облачке дыма, оставив после себя сандалию, полосатую футболку и мелочь из карманов, а потом моя сестра переедет все это на машине.

Но Руби лишь помахала ей рукой, и мы поехали.

– Ты бы не позволила, чтобы я шла до дома пешком в одной туфле, – сказала я.

– Ты это ты, – ответила сестра. – А она это она.

Я развернулась на сиденье, чтобы посмотреть вслед Лондон, но темнота уже проглотила ее.

– Забудь про ло-мейн, – сказала Руби, как будто я только что спросила о нем. – Прежде чем мы приедем домой, мне нужно сказать тебе две вещи.

Она уезжала от города, от меблированных комнат в «Миллстрим Апартментс», где жила раньше, от «Вок-н-Ролл», где хотела купить нам ужин. Она ехала по дороге, по которой мы обычно не ездили.

– Первая: Джона абсолютно безобиден, даже если шумит своей циркулярной пилой. Это так, на случай, если тебя разбудит ее звук.

– Циркулярной пилой?

Сестра кивнула.

– А Джона… он твой новый парень?

– Так он себя называет.

– И ты типа… живешь с ним?

Может, другие люди и съезжаются со своими парнями или девушками, но за все годы, что я знала Руби, то есть за всю мою жизнь, она никогда ни с кем не жила. Иначе парень мог бы подумать, что имеет на нее права. Жаря тосты в одной кухне, было бы сложнее морочить ему голову, отталкивать его, возвращать, отталкивать снова.

– Конечно, я живу с ним, – сказала она. – По сути, это его дом.

Я переваривала услышанное.

– Это все, что ты хотела мне сказать?

Руби тарабанила пальцами по рулю. У нее были блестящие, идеальной формы ногти, и им не нужен был никакой лак, чтобы сиять ярче лунного света.

– Нет, – ответила сестра. – Есть еще кое-что.

Она с такой силой вдавила педаль газа в пол, как будто хотела, чтобы мотор машины Пита взорвался и нам пришлось ехать в клубах черного дыма.