Совок 5 - Вадим Агарев

вполне официальным. Семейная жизнь супругов относительно безмятежной была с весны и до непоздней осени. А потом она превращалась в ад. Преимущественно для Петра.

Осенью каждого года из трех совместно прожитых, к супругам из деревни приезжала Пелагея Ильинична. Раискина мама. Чтобы по-родственному погостить до майской весны, когда уже пора сажать картошку. Так было удобно всем. Раисе не скучно было сидеть дома одной, а Пелагее Ильиничне не нужно было зимой топить в деревне печку, потому что в городской квартире и так было тепло от центрального отопления. Нерадостным от такого гостевания был только курильщик Петя. У которого с приездом тёщи напрочь разлаживались отношения младшим колобком. То есть, с женой Раечкой.

Для общего понимания ситуации, знаний я получил достаточно. Мужика надо было спасать. Попрощавшись с Валентиной, я поспешил назад к неуживчивой ячейке общества.

— Извольте предъявить паспорт, гражданочка! — протянул я руку к старшему колобку, — И побыстрее, пожалуйста! — поторопил я селянку, видя, что спешить с предъявлением серпасто-молоткастого она не желает.

— Прописана она здесь? — задал я демонстративно вопрос Петру.

Молчун и в этот раз поскромничал, и просто покачал головой.

— Я к дочери погостить приехала! — визгливо заволновалась нарушительница паспортного режима, — Имею полное право!

— Имеете, имеете! — не стал я с ней спорить, принимая из ее рук документ и доставая из своей папки бланк административного протокола.

— Кто ответственный квартиросъемщик этой комнаты? — задал я вопрос, переписывая из паспорта гражданки Раковой Пелагеи Ильиничны ее установочные данные.

— Я! — неожиданным для такой такой тщедушной фигуры, басом ответил Пётр.

— Давно у вас квартирует эта гражданка? — указал я на Ракову.

— С октября прошлого года, — честно сознался ответственный квартиросъемщик.

— А на каком основании? В домоуправлении она прошла временную регистрацию? — продолжал нагонять я нервозности.

Ответом мне было молчание. Нарушителями были оба. И та, которая проживала без прописки и временной регистрации, и тот, кто ее без прописки содержал.

— Значит, так, гражданка Ракова! — тяжелым ментовским взглядом я уперся в глаза Пелагеи, — Ознакомьтесь и распишитесь! — протянул я ей составленный протокол.

Перечить и отказываться от подписи присмиревшая тёща не посмела. Поставив в нужных местах закорючки и написав в графе «Объяснение нарушителя» универсальную фразу «Больше такого не повторится», мадам Ракова окончательно сдулась.

— Гостить она тут без регистрации имеет право до трех суток и только, если ты ей разрешишь! Понял? — я посмотрел на молчаливого курильщика. — Если ты против ее нахождения на своей жилплощади, то просто не пускай ее и всё!

— А вы гражданка Ракова, имейте в виду, что один протокол за нарушение паспортной системы на вас уже составлен! Составление третьего протокола автоматически повлечет за собой возбуждение на вас уголовного дела по статье сто девяносто восьмой! Сидеть придется немного, год всего! — строго посмотрел я на побледневшую мать Раисы. — А сейчас собирайте вещи и на выход!

Из подъезда мы вышли вместе. Мадам Ракова с чемоданом и двумя узлами на горбу, и я, с папкой под мышкой. Подняв голову, я увидел меланхолично курящего на балконе Петра. Ну и на хрен я влез в их семейные дела?

Надо было ехать в РОВД. Дежурный, наверное, уже оборался по рации. Н-да…

Глава 8

Держать Нагаева до отхода поезда я не стал. Вова, в очередной раз на прощанье пожав руку и пожелав удачи, уехал на моей «шестерке» к маме в свою новую квартиру, а мы начали обживать свои купе. Расселились по принципу «мальчики налево», «девочки направо». То есть расселились по гендерному признаку. По неписанной, но от того еще больше почитаемой традиции, женщины сразу начали разворачивать кульки с едой. А я достал бутылку «КВ», от взгляда на которую Лев Борисович заметно оживился.

Влажных салфеток в этом времени еще нет, а ломать курицу немытыми руками никто не решился. Даже профессорский состав. А Эльвире Юрьевне этого не позволил сделать я. Поэтому все терпеливо ждали, когда поезд тронется и проедет санитарную зону.

— Обрати внимание на двоих, которые в тамбуре курят, — идя впереди меня от туалета по узкому проходу вагона, не оборачиваясь, вполголоса произнесла Эльвира.

— Уже обратил! — также вполголоса ответил я ей в спину.

Двое, почти одинаковых с лица, пасли нашу компанию еще с перрона. Средних лет мужички. Неплохо и неброско одетые, и без багажа. Зашли они в соседний вагон, который был обычным купейным. А ехали, уже часа три, постоянно находясь либо вдвоем в тамбуре нашего, либо по одному в проходе у туалета. Но опять нашего вагона. Причем, такая плотная опека началась только после того, как наступила ночь и наш вагон погрузился в сон. Именно поэтому я запретил кому либо из своих попутчиков покидать купе без моего сопровождения. Теперь в туалет все ходили только вместе со мной.

Каждый раз, когда я протискивался, проходя по проходу мимо кого-то из двоих, я физически чувствовал напряжение спины и затылка этого хлопца, сосредоточенно что-то высматривающего в бездне ночного окна. Нас явно пасли. И пасли не представители криминала. Те, если и надевают приличные костюмы между сидками, то умения носить их, как привычную вторую кожу, наработать не успевают. Эти двое были из службы. Вот только, из какой? Судя по тому, что их срисовала даже Эльвира Юрьевна, они не из «семерки». Тогда какого хера они пытаются осуществлять наружное наблюдение?! Да, соблюдая какие-то азы и постулаты, но все равно не так, как это делают профессиональные топтуны. Тех бы Эльвира ни в коем разе не увидела. Даже я, постигавший в свое время науку контрнаблюдения, тоже вряд ли заметил бы.

Но то, что эти двое пасут именно нашу четверку, это абсолютный факт.

Взяв со стола стакан, я направился в сторону купе проводников, где сидя дремал железнодорожный служитель. Наполовину втиснувшись в тесное пространство, я продемонстрировал встрепенувшемуся мужику свое удостоверение.

— Почему в этом вагоне едут посторонние? — без вступлений и обиняков задал я вопрос.

— Они не посторонние! — попытался отвести взгляд служивый, — У них билеты.

— В этот вагон билеты? — я и не думал отцепляться со своим любопытством.

— Не в этот, но они имеют право! — проводник теперь сам посмотрел мне в глаза, — Вы лучше между собой разберитесь, я то причем здесь?!

— Вкладыш К-4 у них есть? — задал я следующий вопрос. — Они точно по билетам едут?

В ответ проводник молча покачал головой.

— По билетам, нет у них вкладыша, — усталый мужик, скорее всего, не врал.

Я набрал кипятка в стакан, который мелко позвякивал в металлическом подстаканнике и с сонным лицом двинулся назад к купе. Один из мужичков