Экстр - Дэвид Зинделл

– Извините, но вы сами сейчас ответили вопросом на вопрос.

Мне это не запрещается, а тебе да, однако ты сделал это снова.

Данло потер лоб над глазом, вспомнив Ханумана ли Тоша, который, как цефик, умел читать если не мысли, то эмоции и лица людей. Иногда Хануман и Данло разгадывал, но в глубину души Данло ему заглянуть ни разу не удалось. И Данло тоже не знал, откуда берутся у Ханумана те глубокие и ужасные мысли, что едва не сгубили жизнь им обоим.

– Хорошо, отвечаю: я не знаю, что значит читать чьи-то мысли. “ Когда-нибудь ты это узнаешь. Тогда ты поймешь, что настоящая проблема – не читать мысли, а быть частью Разума.

Данло поразмыслил над этим. Ему казалось, что даже акашики Ордена, делая нейронный анализ мозга с помощью своих сканирующих компьютеров, могут считывать определенные части чьего-нибудь разума. А у Тверди, уж конечно, и возможностей больше, и техника совершеннее, чем у акашиков.

Поскольку ты не хочешь этого, я твоих мыслей не читаю.

– Но как вы можете знать, чего я хочу, не читая их?

Просто знаю.

– Но этот дом, и входная дверь, и вся обстановка – как вы могли сделать все это, не заглянув в мою память?

Ему пришло в голову, что у Тверди в Невернесе, возможно, есть шпионы – люди с фотографическим снаряжением, или орбитальные спутники, или даже микророботы, снимающие макеты домов, дверей и прочих предметов и каким-то образом передающие эту информацию богине. Твердь со своим почти всеобъемлющим разумом, конечно же, хочет знать, что происходит в таком городе, как Невернес, а может, и во всех городах галактики, человеческих и нечеловеческих.

Читать сиюминутные мысли и зондировать память – не совсем то же самое.

Данло подумалось, что сферический индиговый глиф, означающий “мысли”, очень напоминает синие слезинки, отражающие понятие “память”.

– Не вижу разницы, – провокационно произнес он.

Когда– нибудь, возможно, увидишь.

– Пожалуйста, не надо больше читать мою память, – попросил Данло.

Но мне нравится вкус твоей памяти. Она у тебя сладкая, как мед и апельсины.

Данло стиснул зубы и промолчал.

Впрочем, мне хочется сделать тебе что-то приятное, и поэтому я забуду все твои воспоминания – все, кроме одного.

– Какого?

Скоро узнаешь. Скоро увидишь.

Данло надавил костяшками пальцев на лоб над глазом, где всегда таилась боль.

– Я свою память знаю слишком хорошо. Я видел слишком много такого, чего не могу забыть. Этот мир, этот дом, такой безупречный и все-таки… слишком безупречный. Он такой, как будто в нем никто никогда не жил, да и не мог жить.

Мне пришлось сооружать этот дом второпях, и он, как ты верно заметил, несовершенен из-за избытка совершенства. Что поделаешь. Я всего лишь богиня, известная тебе под именем Тверди, – я не Бог.

Столь громоздкий способ общения утомлял Данло, и он, глядя на фиолетовые мембраны динамика, думал, не выключить ли его. Он, в сущности, уже не сомневался, что говорит с богиней. Сулки-компьютер, должно быть, подключен к более крупному компьютеру, спрятанному где-то под полом или даже под поверхностью планеты. Возможно, внутри у этой Земли не железное ядро, окруженное слоями расплавленного и твердого камня, а схемы огромного компьютера, связанного со всеми другими компьютерами и мозголунами на протяжении триллионов миль этой странной разумной туманности.

При первом же взгляде на эту планету Данло предположил, что это только макет. Твердь сконструировала ее поверхность и биосферу так, чтобы поддерживать миллионы видов органической жизни. Даже люди еще десять тысячелетий назад научились конструировать поверхность планет.

Данло предполагал, что Тверди, владеющей неизвестной ему божественной техникой, было куда проще возвести горные хребты и проложить океанские ложа, чем целой команде экологов. Теперь он не был в этом так уверен. Возможно, Твердь в своем творчестве пошла гораздо глубже. Возможно, она создавала эту планету, начиная изнутри. Для богини нет ничего невозможного в том, чтобы выбрать в космосе место примерно в девяноста миллионах миль от подходящего солнца, выстроить там компьютер величиной с планету, а затем покрыть эту чудовищную машину двадцатимильной скорлупой из базальта и гранита, налить в углубления соленой воды и окружить всю конструкцию слоями кислорода, азота и прочих атмосферных газов.

Данло отвел глаза от динамика, опустив их на блестящий паркет у себя под ногами. Он почти чувствовал, как волны разума, зарождаясь в глубине планеты, идут сквозь ее кору к его босым подошвам. В этой Земле было нечто глубокое и целенаправленное, беспокоившее его.

– Ваше намерение состоит в том, чтобы создать безупречную Землю?

Пауза заняла около двадцати ударов его сердца, а потом он получил ответ, который вовсе и не был ответом: Ты действительно хочешь знать, в чем моя цель, Данло ей Соли Рингесс? Или тебя интересует собственная цель?

Данло подошел к одному из висячих растений – традесканции, чьи листья, явно не знавшие, что такое челюсти вредителей, сверкали, как живые самоцветы. Он вспомнил, как любила этот цветок Тамара, и сказал:

– Я так много хотел бы узнать. Потому я и совершил это путешествие, как мой отец до меня. Я шел сюда его путем, ориентируясь на координаты звезды, открытой им внутри Тверди. Прошу прощения – у вас внутри. Мы все на нее ориентировались – я и еще девять пилотов. Мы надеялись поговорить с вами, как мой отец двадцать пять лет назад.

Зачем?

– Мы надеялись узнать у вас, где находится планета Таннахилл. Она должна быть где-то здесь, в Экстре. Говорят, что там живут Архитекторы Старой Церкви, уничтожающие звезды. Мы хотим остановить их, если сможем, но сначала надо найти их планету. Это и есть наша цель, задача, которую мы призваны выполнить.

Данло закончил свою речь и умолк в ожидании ответа. Долго ждать ему не пришлось.

Нет, мой Данло со сладкой-пресладкой памятью, сопровождавшие тебя пилоты преследовали не эту цель. Их целью было умереть. Их затаенной целью было прийти сюда и умереть во мне, только они об этом не знали.

Данло точно двинули в солнечное сплетение, и он схватился руками за живот, ловя ртом воздух. Какой-то миг он еще надеялся, что неправильно расшифровал идеопласты. Он смотрел на них, пока у него не защипало в глазах, но их смысл не оставлял никаких сомнений.

– Так они все погибли? – спросил он наконец. – Долорес Нан, и Леандр с Темной Луны, и другие? Но как?

И ты еще спрашиваешь, Данло ей Соли Рингесс, единственный пилот, вышедший живым из хаотического пространства?

Почти безмолвно, между стоном и шепотом, губы Данло зашевелились в заупокойной молитве, которую он выучил еще ребенком.

– Ивар Сарад, ми алашария ля шанти. Ли Те My Лан, алашария ля. Валин ви Тимон Уайтстон…