Темная история в третьем роддоме - Светлана Нарватова

«Привет! Что делаешь?» — написал Стас.

Прошло минут двадцать, или даже полчаса (по субъективному циферблату все полтора), когда «пилик» возвестил о прибытии эсэмэски.

«И вам добрый вечер. Пытаюсь себя полюбить»

«Как успехи?» — поинтересовался Дежнев раньше, чем его накрыли неприличные картинки с Татьяной в главной роли.

«Не очень с непривычки», — призналась самокритичная Пипетка.

«Так зачем мучиться, если буквально рядом есть профессионал?» — щедро предложил свои услуги Стас.

«Вы — профессионал по части любви к себе?» — прилетело в сообщении.

«Скорее, себя» — рассмеялся Дежнев.

«И часто?» — полюбопытствовала Коза.

«Периодически», — честно ответил он, на что Пипетка умолкла. Ожидала другого? Кто ж их, женщин знает, что именно они ожидают?

Но тишина продлилась недолго. Следом прилетело еще одно сообщение:

«Станислав Борисович, а у вас какое-нибудь дурацкое хобби есть?»

«Дурацких нет», — признался Дежнев.

«А не дурацкие?»

Стас задумался.

«Научная работа считается?» — предложил он.

«Какое же это хобби, если это — работа?» — вполне разумно возразила Пипетка.

«Ну, знаете… Когда на работе находишься по двадцать четыре часа в сутки, то работа становится и хобби, и развлечением, и домом, и женой, и любовницей», — признался Станислав Боричович.

По ту сторону эфира умолкли. Или отвлеклись по делам. Почему через телефон нельзя подглядывать? Стас тоже решил отвлечься и сходил на кухню, сделал себе чаю. Когда он вернулся с большой кружкой горячего, сладкого напитка, на телефоне уже висел ответ: «Вы поэтому не женаты, Станислав Борисович?»

Вот он, момент истины и время антигелевая профилактики!

«А почему вас это интересует?» — уточнил Дежнев в стиле Фриды Марковны, чтобы уж точно расставить все точки над «ё». Вопреки ожиданиям, ответ прилетел быстро.

«Это странно. Вы такой умный, красивый, интеллигентный, остроумный, успешный», — гласила эсэмэска, поливая бальзамом не совсем трезвое эго Стаса.

«О-о, да! Еще, еще!» — посмеиваясь, написал он.

«Вы там любовью к себе, что ли, занялись?» — написала в ответ едкая Пипетка. — «Точнее, себя».

Стас рассмеялся в голос, хотя такого ответа ожидал.

«Я вообще человек-валенок», — признался он. — «Лишенный каких-либо амбиций от рождения, и если вы, девушка, придумали во мне «альфа-самца», то промахнулись», — отправил Стас первую порцию откровений. Задевал ли данный факт его самолюбие? Никогда! Он счастливо прожил с ним половину жизни, и намеревался в том же состоянии прожить вторую. — «Впрочем, «валенка» женщины во мне разглядывают безошибочно. И полагают, что меня, как телка, можно взять за кольцо в носу и вести на бойню. В ЗАГС, в смысле», — послал он вторую часть письма Онегина к Татьяне. — «Но я, видимо, не совсем правильный «валенок». Потому что когда на меня объявляют охоту, я забиваюсь в свою валеночную нору и сижу там, пока опасность не минует», — честно предупредил Дежнев.

По ту сторону задумались. Или отвлеклись. Как же не вовремя!

«А сами почему не «охотились»?» — наконец, написала Пипетка.

«Как себе это представляете: «Валенок-хищник»?» — совсем уж развеселился Стас.

«Может, просто не пришло время?» — сделала последнюю попытку со-писательница.

На этом моменте алкогольное веселье, как это часто бывает, в один миг развеялось. А когда тогда оно придет, его время. Позади сороковник. Почему-то именно сейчас, представляя перед собой юную длиннокосую Танечку, Дежнев остро почувствовал, что его молодость уже прошла.

Стоп. Он же мужчина в самом расцвете сил! У него впереди… Всё у него впереди.

«Договорились. Будем оптимистами», — покладисто согласился он.

Государыня Рыбка Фрида Марковна смилостивилась и отпустила ее на все четыре стороны, из которых Таня выбрала направление домой. Теперь она пялилась на экран телефона. «Договорились. Будем оптимистами», предложил Станислав Борисович. А разговорчик-то вышел не слишком оптимистичненький. Человек-валенок. У Татьяны бы на такое язык бы не повернулся. Да, Станислав Борисович был человеком мягким и деликатным. Никогда не повышал голос на подчиненных или пациентов. Даже на «плакаты» в туалете он реагировал вполне цивилизованно, лишь слегка саркастично. Татьяне теперь было стыдно за свои настенные росписи, хотя именно благодаря им началась эта фантастическая переписка. Дежнев не спорил, не доказывал, не демонстрировал превосходство. Но Таня была уверена, что это в нем не от «валенковости», а от уверенности в себе. Уверенный в себе человек не нуждается в самоутверждении за счет других. «Каблуки» совершенно другие. Они ждут, когда решение за них примет кто-то другой. Возьмет на себя ответственность. Станислав Борисович принимал сложные решения, будто это были примеры с умножением на пять. Он не тянул с тяжелыми диагнозами, и ему удавалось произнести приговор так, чтобы не придавить пациентов безысходностью. Разве «валенок» такое сможет? Не-ет, лукавите, Станислав Борисович, ох, лукавите!

Собственно, факт, что Дежнев не рассматривает эти отношения серьезно, был очевиден. Было бы странно, если было бы наоборот. Но почему-то он зацепил Татьяну за живое. Никакие доводы рассудка, вроде «Да ты, мать, офигела! Еще и женить его на себе собралась? Гелина корона не жмет?», не действовали на возмущенно бьющееся сердце. Ничего себе, «валенок»! «Я жуть, как хочу тебя трахнуть, желательно прямо сейчас, но знать тебя не хочу и без серьезных намерений». Точнее, он не говорил, что не хочет знать, кому оставил презерватив. Напротив, он угрожал, что обязательно узнает. И, тем не менее, был готов «присунуть» свой валеночный носок — или хвосток? — не взирая на лица.

Она бы и дальше занималась самоедством, но ее сморил сон.

Утро пришло со звонком будильника. Глаза не хотели разлипаться, но Татьяна сделала над собой усилие и подошла к окну, чтобы открыть шторы. С неба сыпали крупные хлопья. Деревья в белом кружеве стояли нарядные, словно невесты. Заснеженная земля предлагала проложить по ней свою нетоптаную тропу. Начать всё с чистого листа. То ли утро вечера мудренее, то максимализм с сарказмом еще не проснулись, но на Таню опустилось умиротворение. Вчерашние метания развеялись, как поземка над дорожкой. Погодка нашептывала нечто пацифически-пофигистическое. Любит, не любит, плюнет, поцелует… Или не поцелует. Почему-то на душе у Тани было легко и тепло. И этой легкости и теплоты было так много, что Татьяна чувствовала себя разноцветным воздушным шаром, что плывет над мирской суетой к сказочным заморским странам. Под заводную латиноамериканскую попсу по радио Таня приготовила себе кофе с бутербродами на завтрак и нехитрый перекус на обед. Она шустро собралась и вскоре стояла на остановке за компанию с другими такими же ранними птахами, первооткрывателями направлений в снежной целине.