Темная история в третьем роддоме - Светлана Нарватова

— Скажу по-другому: я знаю, что это, — он поднял повязку, — твоё. Таня, сядь, пожалуйста, — попросил Дежнев, указывая на кушетку. — Мне и так тяжело с мыслями собраться…

Сейчас ее будут отчитывать. Таня подошла, забрала маску для сна и демонстративно уставилась в противоположную стену. Поэтому она ощутила, а не увидела, что произошло потом. Потому что Стас оказался у ног. Буквально. Он опустился возле нее и уткнулся подбородком в колено, как преданный пес. Татьяна бросила на нее взгляд и тут же отвела назад, к стене, даже к потолку, чтобы сдержать неуместные слезы.

— Таня, ты сильно на меня обиделась? — спросил он тем самым голосом, которым уговаривал на те самые глупости.

Она шмыгнула и кивнула. И еще раз: вдруг он в первый раз не увидел. А сказать сейчас она всё равно ничего не сможет. Нормальным голосом, во всяком случае.

— А ты сможешь меня простить? — спросил Стас. Продирая интонацией до самого позвоночника.

Татьяна на автомате кивнула. Потом поняла, что сдалась слишком быстро, и замотала головой, вытирая слезу.

— Тань, ну, пожалуйста! — он уложил под подбородок, — на ее коленку, — свои горячие ладони, и сразу стало жарко и нечем дышать.

Она гордо помотала головой. Пусть еще чуть-чуть поуговаривает…

— Давай, ты на минутку забудешь, что ты обижена, всего лишь на минутку, и скажешь: «Да», а потом будешь дальше обижаться. Хорошо? — спросил Стас, и Татьяна скосила на него глаз. Вот у кого училась изображать Фрида Марковна жалобную физиономию. Но так идеально, как у оригинала, у нее не получилось. Таня шмыгнула и кивнула.

— Давай попробуем, — продолжал Дежнев. — Ты меня любишь? — задал он совсем другой вопрос, но Таня ответила «Да», прежде, чем это осознала.

— Ты это специально! — возмутилась она и шлепнула Стаса по плечу.

Он рассмеялся.

— Вот видишь: признаваться совсем не страшно, — сказал он. — Я тоже тебя люблю. Выходи за меня замуж.

Сначала Тане показалось, что она ослышалась. Наверное, у нее отвисла челюсть, и выражение лица, наверное, сейчас было очень смешное. И вообще, это, наверное, очень смешная шутка.

Но Стас глядел на нее напряженно, а пальцы на коленке немного подрагивали.

— Просто скажи «да», а потом можешь даже можешь бить меня трусами.

— А где мои трусы? — потребовала Татьяна, раз уж ей дали возможность перевести тему.

— Сначала «да», — произнес Стас тоном «ложечку за маму».

— А потом?

— А потом пойдем домой, и ты будешь бить меня трусами, — улыбнулся Дежнев.

«Домой». Это звучало так… по-домашнему.

— Таня, я так по тебе скучал, — уткнулся Стас лбом в ее бедро и прижал к себе.

И сразу стало спокойно и хорошо. Потому что дом — он вот. Там, где Стас — там и дом. Таня протянула руку к отросшему ежику его волос и боязливо провела, чуть касаясь коников. Стас поднял голову, поймал ее руку и поцеловал в ладонь.

— Тань, выходи за меня замуж, — снова попросил он. — Пожалуйста.

Какая женщина устроит, когда ее так просят? О том, чего она так хочет.

Она кивнула.

Стас поднялся на одно колено и потянулся губами к ее рту.

Татьяна дернулась встать.

— Что-то случилось? — напряженно произнес Стас, удерживая ее за плечи.

— Я… хотела… дверь закрыть, — выдавила Таня и, кажется, покраснела.

— Пусть завидуют! — улыбнулся ей в губы Станислав Борисович Дежнев, заведующий отделением патологии роддома номер три, ее недостижимый идеал и, кажется, будущий муж.

Сейчас Стас вспоминал события годовой давности, чтобы вернуться в реальность. Кто бы мог подумать: ему, акушеру со стажем, заведующему отделением патологии, станет плохо во время родов. Смешно сказать: у него колени ослабели. Он извинился перед коллегами за слабость и дополз до стеночки, где стоял стул как раз для таких вот папаш на партнерских родах. Кто же знал, что это так больно: когда больно твоей любимой женщине, а ты ничем не можешь ей помочь, кроме как подержать за руку.

— Смотрите, какой у вас очаровательный сынок родился, Станислав Борисович, — подошла к нему медсестра из детского, но от волнения Стас никак не мог вспомнить, как ее зовут. — Вылитый папа!

Она протянула пищащего малыша в пеленке — еще не укутанного, чтобы папа мог убедиться — сын. У Дежнева всегда мальчики рождаются, как говорит народ. И тут не оплошал.

Стас прижал брыкающего малыша к груди.

Сын.

Теперь Стас просто не имеет права быть Валенком.

Потому что у него есть не только любимая жена, у него есть сын!

Конец