Страх и отвращение в Лас-Вегасе - Хантер С. Томпсон

Правильно. В гуще Национальной Наркоконференции Окружных Прокуроров в элегантном отеле на бульваре… Во «Дворце Цезаря» на обеденном шоу Тома Джонса, где вряд ли задержат людей, подъехавших на шикарной белой Коупе де Вилле… На коктейльной вечеринке с агентами отдела по борьбе с наркотиками в «Дюнах»?

Разумеется, где еще лучше спрятаться? Некоторым. Но не мне. Не говоря уже о моем адвокате — очень заметном субъекте. Порознь мы могли бы отмочить нечто подобное. Но вместе нет: мы бы засыпались. В этом миксе слишком много агрессивной химии: было бы невозможно устоять перед соблазном, устроить предумышленный кислотный отрыв.

А это, в свою очередь, могло нас прикончить. Они были бы к нам беспощадны. Отчаянный рейд по тылам противника разделит участь всех шпионов: «Как всегда, если любой член вашей организации будет раскрыт врагом, секретарь вычеркнет вас из списка живых, и т д…».

Нет, это перебор. Грань между безумием и мазохизмом уже стерлась… пришло время остепениться… выйти в отставку, смешаться с ретроградами, сбавить обороты и «покаяться в мелочах», как на духу. Почему бы и нет? В любой подобной тусне настает момент, когда лучше подбить свои потери или суммировать свой выигрыш — что бы ни выпало. Я ехал медленно, ища пристойное место — посидеть ранним утром с пивком и собраться с мыслями… наметить план этого неестественного отступления.

Вторник, девять утра… И сейчас, сидя в «Кафе Дикого Билла» на окраине Лас-Вегаса, я вижу все довольно четко. Только одна дорога ведет в Лос-Анджелес — 15-ая Межштатная, прямой путь, никаких обходных или пересекающихся маршрутов, отвязный, отчаянный скоростной прорыв через Бейкер, Барстоу и Берду, а затем по Голливудской Трассе прямо в неистовое забвение: просто еще один кислотный урод в Королевстве Уродов.

А ведь между прочим, следующие пять или шесть часов я буду самой заметной фигурой на этой чертовой дороге зла — единственный от Бьютта до Тихуаны Шевро с откидным верхом цвета спелого красного яблока… выступающий на пустынном хайвее с полуголой, душевнобольной деревенщиной за рулем. Может, лучше надеть мою пурпурно-зеленую рубашку из Акапулько или вообще ничего?

В таком монстре не спрячешься при всем желании.

Поездка будет неудачной. Даже Бог Солнца на нее забил и впервые за три дня спрятался за облаками. Нет солнца, хоть ты тресни. Небо было серым и безжизненным.

Не успел я укрыться на расположенной в стороне от улицы, и потому мало посещаемой, стоянке «Дикого Билла», как услышал над своей головой рев. Посмотрев вверх, проводил взглядом взлетевший большой, серебристый, чистенький ДС-8: на высоте две тысячи футов над хайвеем он стремительно удалялся на восток. На борту ли Ласерда? Человек из «Life»… Есть ли у них все нужные фотографии? Вся фактура? Выполнили ли они свои обязательства?

Я даже не знаю, кто выиграл гонку. Может, никто. Мне лишь известно, что роскошный спектакль был сорван из-за какого-то жуткого бесчинства — оргии бессмысленного насилия, учиненной пьяными хулиганами, отказавшимися соблюдать правила.

Я захотел восполнить этот пробел в моей памяти при первом же удобном случае: достать «L. A. Times» и тщательно проштудировать спортивный раздел в поисках репортажа с Минт 400. Получить все «мясо». И написать репортаж самому. Даже в бегах, в тисках чудовищного страха…

Я знал — Ласерда улетел на этом самолете обратно в Нью-Йорк. Он сказал мне прошлой ночью, что рассчитывает попасть на первый же рейс.

Вот и он отчалил… а я застрял здесь, без адвоката, тяжело опустившись на красный пластиковый табурет в «Таверне Дикого Билла» и нервно потягивая «Бадвайзер» у стойки, очнувшись ранним утром в компании сутенеров и спецов по китайскому бильярду... помещение заполонила такая братва, что я боялся просто взглянуть на свою огромную Красную Акулу, стоявшую за дверью. Я не мог так бросить эту блядь. Единственная надежда заключалась в том, что каким-то образом удастся проскочить на ней триста миль отсюда до убежища. Но, дорогой Иисус, я выдохся! Я напуган. Я сошел с ума. Эта культура измордовала меня. Какого хуя я вообще здесь делаю? Это даже не репортаж, над которым я предположительно должен был работать. Мой агент меня от этого отговаривал. Все указывало на негатив — один злобный карлик с розовым телефоном в Поло Ландж чего стоил. Надо было остаться там… все что угодно, лишь бы не это.

Ааахх… Мама.

Неужели, это и в самом деле конец?

Нет!

Кто играл эту песню? Неужели я действительно слушаю прямо сейчас эдакую хуйню по музыкальному автомату? В 9:19 этого мерзкого тусклого утра в «Таверне Дикого Билла»?

Нет. Это звучит только в моем мозгу отголосок давно отгремевшего эхо болезненного рассвета в Торонто… много лет назад… полубезумный в другом мире… но разницы между ними никакой.

ПОМОГИТЕ!

Сколько еще ночей и странных рассветов может продолжаться это ужасное дерьмо? Как долго еще тело и мозг смогут терпеть это проклятое сумасшествие? Мучительную зубную боль, потение, сгущение крови в висках… набухшие маленькие голубые жилки под глазами, шестьдесят и семьдесят часов без сна… И теперь этот музыкальный ящик! Да, сомнений нет... А кому он мешает? Очень популярная песня: «Как мост через беспокойную воду... я остаюсь висеть, теряя надежду…».

БУУММ… Вспыхивающая паранойя. Какая паскудная, спятившая крыса может играть эту песню — прямо сейчас, в такой щекотливый момент? Знает ли барменша, кто я такой? Может она разглядела мои глаза под этими зеркальными очками?

Все бармены вероломны, но вот эта ворчливая, не первой свежести толстуха, облаченная в ковбойский прикид, в широких рабочих брюках от Железного Мальчика… наверное, женщина Дикого Билла.

Господи, омерзительные волны паранойи, безумия, страха и отвращения — невыносимые вибрации этого места. Мотай отсюда. Беги… И внезапно обступивший меня со всех сторон мрак пронизала последняя вспышка маниакального практицизма: формальной проверки постояльцев в отеле не будет до полудня… и это дает мне, по крайней мере, два часа законного скоростного пробега, чтобы успеть выбраться из этого чертова штата, пока я не стал беглецом в глазах правосудия.

Поразительная удача. К тому времени как забьют тревогу, я уже буду мчаться, подыхая от скуки, где-то между Нидлз и Долиной Смерти, давя на газ и грозя кулаком Ефрему Цимбалисту-Младшему, хищно ринувшемуся за мной вдогонку на ФБРовском вертолете «Визгливый Орел».

ТЫ МОЖЕШЬ БЕЖАТЬ, НО НЕ СМОЖЕШЬ СКРЫТЬСЯ[1]

Иди ты на хуй, Ефрем, твоя мудрость — палка о двух концах. Насколько известно тебе и людям из отеля «Минт», я все еще протираю штаны в номере 1850 — согласно букве закона; и если не во плоти, то дух мой все еще там — в табличке «Не беспокоить», вывешенной, чтобы пресечь наезд в зародыше. Горничные не подойдут и близко к комнате, пока это предупреждение висит на ручке двери. Мой адвокат все рассчитал: наряду с 600 кусками гигиенического мыла, которые я все еще должен доставить в Малибу. Что из этого выжмет ФБР? Из Великой Красной Акулы, набитой кусками Гигиенического мыла? Все совершенно законно. Горничные дали нам мыло. Они подтвердят это под присягой… Или не подтвердят?