Колкая малина. Книга вторая - Валерий Горелов

class="v">И то, что положили на холсты

Василий Верещагин и Сальвадор Дали.

Бомбе водородной снится её папа

В хитоне греческого бога Эскулапа.

Лауреат, трижды Герой и диссидент,

Между физикой и Богом заблудший дивергент.

Маленькая птичка с зёрнышком пшенички,

Бабочка-капустница тянется к водичке,

А маленький сверчок щиплет бомбу за бочок,

И где-то уже рядом спусковой крючок.

В ночь конца времён небо загудит

Дробным стуком от шестнадцати копыт,

И столбами соляными ощерится Земля,

Изрыгая всё живое из себя.

Никуда не делось предчувствие войны:

Это плач старухи у спалённой избы,

Это недосказанное, это не обнятое,

Это на Кресте во злобе распятое.

Приехали

Огромный город на исходе дня,

В пиках небоскрёбов отражается закат,

Их стены прогибаются в кривые зеркала

И горят как вавилонский зиккурат.

А тучи наползали, спариваясь в небе,

И обещали кончить проливным дождём.

Никому не хочется рыться в ширпотребе,

И мы свои вопросы с кем надо перетрём.

В воздухе воняет палёной резиной,

Запах лезет по карманам и липнет на лицо.

Кто-то будет рад, разжившись половиной,

А нам, конечно, мало будет и всего.

Деньги хотят ласки, чистоты и смазки

И, конечно, любят тишину.

Мы тут не будем жить по чьей-либо указке,

Мы свою погоним русскую волну.

Огромные Линкольны в пробках закисают,

А мы пешком идём по Пятой авеню.

Нас гангстеры киношные нисколько не пугают,

Мы готовы сами развязать войну.

Ревнителям

Хочу получше рассмотреть своих ревнителей,

Пускай они себя покажут на свету.

Хочу глаза в глаза увидеть обвинителей

И сказать как есть, на прямоту.

Они в прокуратуру написали,

Что кому-то я цветы таскал охапками,

И с нескрываемой обидой сообщали,

Что деньги русские обзываю «бабками».

А цвет моей машины излишне золотой,

Это явно гражданин с амбицией.

Нет сомнений, что человек не свой

И с неоформленной общественной позицией.

А сколько платьев у жены — столько не прожить,

А одно было в цветах как российский флаг.

Потому они решились доложить,

Что, возможно, рядом с нами скрытый враг.

Своего деда фотографию в компании с Ягодой

Заявитель-бабушка к бумаге приложила.

Гордость за историю не измеряется погодой,

А как с врагами поступать, партия учила.

После сотой годовщины им совсем невмоготу,

И с ними можно далеко зайти.

А я скажу как есть, на прямоту:

«Ваш бронепоезд заржавел на запасном пути».

Севера

Она себя считала талантливой певицей

И большие сцены мечтала покорять,

Залетев туда сияющий жар-птицей,

Все аплодисменты и восторги посрывать.

Она была блондинкой, яркой и губастой,

С длинными ногами и грудью напоказ,

Она так крутила попкой многострастной,

Что всех, кто это видел, заглатывал экстаз.

Маленькая сцена в рыбацком ресторане,

Где пропивали деньги моряки;

Ей всё время приходилось давать какой-то рвани

За мятые и сальные рубли.

А до московской сцены рукой можно достать,

И когда делили минтаевую квоту,

Её решили депутату на сладкое подать,

Утрясти обжорство, перешедшее в икоту.

Московский депутат везде её слюнявил

И клятвенно дорогу на сцену обещал.

Он не говорил, а пьяно шепелявил

И при этом отвратительно вонял.

Он через неделю помер, согласно некрологу,

И сейчас в дешёвой водке её аперитив.

Она теперь поёт в крабовую ногу,

И её слышат через Берингов пролив.

Соль минор

В дешёвой забегаловке прокисшее веселье,

Затрёпанная скрипка не тянет в соль минор,

Спившийся маэстро трусится с похмелья,

Вчера был просто скотский перебор.

Его для видимости гонит толстая старуха,

А лучше бы лафитник с водкой поднесла.

Ну, пускай не водку, пусть будет бормотуха,

Но не так, так эдак скрипача спасла.

На улице зима, а он у тёплой батареи,

Тут и окурки можно с пола подбирать,

Здесь нет швейцара в золотой ливрее,

А толстая старуха — как родная мать.

Она ему объедки собирала,

А он ей «Музыку дождя» Шопена исполнял,

Но она опивки не сливала,

Он сам их со столов употреблял.

В дешёвой забегаловке делали облаву,

И участковый сапогами скрипку раздавил.

Он эту казнь исполнил как забаву,

Посчитав, что высшей справедливости служил.

Так затрёпанная скрипка отстрадала,

И у маэстро кончился с жизнью договор.

Над ним толстая старуха отрыдала,

И ветер в проводах тянул на соль минор.

Температура 41,1 по Цельсию

Я вижу явь какой-то нереальной,

Может, это мир с обратной стороны:

Вроде кто-то заселился во дворец хрустальный,

А кто-то дико завывает из кромешной темноты.

Там в Землю зарывали монолиты,

Пытаясь у неё энергию украсть,

И феромоны выделяли, как термиты,

Чтобы не запутаться, куда её таскать.

Там подачки принимали за дары,

И, выставляя смерть за одержимость,

Железные могильные венки

Почитали за проявленную милость.

В смертные грехи вписали добродетели

И принуждают своих предков оболгать,

И обязательно сбегалися свидетели,

Которых подзатыльником можно запугать.

А на дереве — Соловей-разбойник,

А на Тойоте отказали тормоза.

И на Бермудах совсем не треугольник,

А пятиконечная звезда.