Колкая малина. Книга вторая - Валерий Горелов

лишь ускорялся кровоток.

На любые замыслы и любые стрессы

Сердце отзывалось, как скрипка на смычок.

Не обманутые души чище неба голубого,

Они не тонут и не плавятся в огне,

И нет у них желания другого,

Чем вечно жить на ласковой Земле.

Но перевесы превратились в недовесы,

И опустился чёрно-белый пейзаж,

Стали болью в сердце отзываться стрессы,

И всё в оттенки серого штрихует карандаш.

Засвеченные кадры старой фотопленки

Штанами расклешёнными поднимают пыль,

И уже не вспомнить имя той девчонки,

А может это сказка, похожая на быль?

Правда

Для кого-то правда — просто инструмент,

Кому-то — наказание, кому-то — избавление,

А где-то — это лишь эксперимент

И наивная попытка переосмысления.

Время правду загибает, как спины стариков,

А то, что принималось как спасенье,

Крылось тоннами пролеченных мозгов,

Что той же самой правдой и лечилось.

А правда из архивов заносчива и зла,

Она не может ни согреть, ни накормить,

И не прибавив даже капельки ума,

Направит мёртвым пятки щекотить.

Она левая бывает, и даже бородатая,

Это кто и как воспринимает,

Бывает неудобная, бывает жутковатая,

От того и на вопросы невнятно отвечает.

Сегодняшняя правда ещё не испеклась,

А вчерашняя уже лукаво врёт.

Она для этого и в уши забралась,

Чтобы не понять, где зад, а где перёд.

Время правду беспрерывно испаряет,

Ничего не оставляя для себя,

И повторять нам ничего не разрешает,

Но правда всё равно у каждого своя.

Призрак

В заброшенной земле, за заборами и свалками,

Старый красный призрак отшельником живёт.

Он очень неопрятен и, не пахнущий фиалками,

Много лет чего-то стережёт.

Он ходит по руинам и помойкам

Как по ухоженным аллеям и бульварам,

Он по своим скучает новостройкам,

По рапортам, докладам и фанфарам.

Не узнали призрак коммунизма?

Он всё ещё мечтает быть употреблённым.

Отец бесплатного труда и романтизма

Бродит злой и неопохмелённый.

В своих печах он переплавил миллионы

И в человеческие формочки из глины разливал,

Но, как водится, предатели сдали бастионы,

И сейчас он нищим на задворках прозябал.

Его не оценили, так как не достроили,

А с ним бы наступила благодать.

Всех бы правильных в казармах обустроили,

И неверных нашли бы, чем занять.

Вон оттуда снова манифестом угрожают,

Что вроде уже хватит по помойкам шляться.

Они опять за целый мир переживают,

Потому и не давайте им опохмеляться.

Рассудок

На паперти у старенькой церквушки

Сидел старик сутулый и седой,

Он мял для серенькой голубки хлебные горбушки

И подкидывал иссохшею рукой.

Он прошёл с Крестом на рясе три войны,

А в этот год в Медовый Спас сошёл с ума:

Он не превозмог свалившейся беды,

А смерть во избавленье не пришла.

Ломали комсомольцы Царские Врата

И Святых плевками унижали.

В этот день ему запели голоса,

И по милости рассудок отобрали.

Он онемел, но видел и внимал,

То ему осталось в наказанье.

Он «Символ веры» про себя всё время повторял,

И не искал людского состраданья.

Комсомольцы с песнями хворост собирали

И сложили на завалинку под Храм,

А потом с речёвками пламя раздували,

И потянуло дымом по вызревшим хлебам.

Небеса закрыло серой пеленой,

А в голове вдруг заиграла русская гармонь.

Он поклонился оземь белой головой,

Спину разогнул и шагнул в огонь.

Синдром

Скульптор с первобытного похмелья

Лепит бюст дважды Героя Соцтруда,

Последняя неделя пьянства и безделья

Все творческие планы сорвала.

А скульптуру ждали на Родине героя,

Это было не село, и не городок.

В таких местах писали книгу Домостроя

И сохранили среднерусский говорок.

Никак не ладилось с фасоном пиджака:

Он давал совсем не тот рельеф,

И нос смотрел всё время не туда,

Выходил какой-то светский лев.

Скульптор в лапах абстинентного синдрома

Не мог в коленках дрожи победить.

Явно не хватало в изделии объёма,

И лицо партийное не ладилось слепить.

Все потуги превращались в канитель,

За что маэстро сам себя площадно материл,

Но тут без музыки и стука отворилась дверь,

В неё зашёл спаситель и налил.

У идеологии вся сила на лице,

А со своим синдромом разбирайтесь сами.

Те, кто живут на Олимпийской высоте,

Должны выглядеть идейными богами.

Советы

Кто-то бьётся в кайфе, а кто-то киснет в дрейфе,

Кого-то бьёт озноб, а кто-то припотел,

Но все тянут лямку в своём особом шлейфе,

И он пахнет так, кому какой предел.

Вон тот сошёл с ума от книг в библиотеке,

Его деда упразднили за потерю партбилета,

А этот пьёт из-за долгов по ипотеке,

И каждый ждёт ну хоть какого-то Совета.

Никак не ладится без партбилета и Советов,

Без тех, ещё отечества, знамён.

В панике всегда нет перспективы и ответов,

Лишь каждый в ужасе, что будет упразднён.

Длинные шеренги нечитанных поэтов

Тут быстрее разучились читать, чем сочинять,

Алчущим расскажут с телефонов и планшетов,

Как надо возлюбить, как надо почитать.