Дочь горного короля - Дэвид Геммел

– С кем рядом?

– С их собственными робкими женами и девицами. Женщины в нижних землях бесправные. Все имущество жены переходит в собственность мужа. Их можно бить, унижать, гнать из дома – законом это не возбраняется.

– Ужасно. Почему женщины это терпят?

– Бог их знает, – пожал плечами кузнец. – Привыкли, должно быть. Мужей для них выбирают отцы, и мужья эти помыкают ими всю жизнь. Там, у подножья гор, правят мужчины. Стало быть, распорядитель тебе разрешил участвовать? Просвещенный, видимо, человек.

– Его Эбби заворожила. Все спрашивал, где я ее взяла да сколько за ней добычи. Сказал, что барону тоже любопытно будет на нее посмотреть.

– Не шибко-то мне это нравится, Сигурни, – сказал, помолчав, кузнец.

– Почему?

– Ты в Цитадели не часто бываешь, верно? Ну ясно, что нет. Шкурки ты продаешь меховщику и кожевнику – а припасы, поди, три раза в год закупаешь?

– Четыре, но к чему это ты?

– Барон – страстный любитель соколиной охоты. Понятно, что на Эбби ему поглядеть любопытно. Увидит ее и захочет себе забрать.

– Ну, так он ее не получит.

– Барон получает все, что он хочет, – невесело улыбнулся Грейм. – Он тут главный. Мой тебе совет: забудь о турнире и уноси Эбби в горы.

– Но я уже заплатила!

Грейм достал из кошелька серебряную монетку.

– На вот, возьми.

– Спасибо, Грейм, но твои деньги мне не нужны. Ты думаешь, он способен отнять ее у меня? – Кузнец кивнул. – Но по какому праву?

– По праву победителя. Ты принадлежишь к горному клану, и он может поступать с тобой, как ему заблагорассудится.

– Это несправедливо, ей-богу! – помрачнела она.

– Конечно, несправедливо, если по-божески – но здесь распоряжается не Бог, а барон. У меня в городе еще есть дела, а вечером я уезжаю. Моя повозка стоит у северной городской стены, за оружейной лавкой. Буду рад довезти тебя до дому, коли придешь.

– Я согласна. Встретимся там, как начнет смеркаться.

Слова Грейма и огорчили, и разозлили Сигурни. Ей так хотелось посостязаться, показать публике мастерство Эбби, услышать возгласы одобрения. Доказать всем, что женщина может выдрессировать ястреба не хуже мужчины. Однако Грейм не дурак. Раз он сказал, что Эбби могут отнять, к нему стоит прислушаться. Нет правды на этом свете. Будь иначе, она полюбила бы Бернта, и он остался бы жив.

Сигурни вышла на Сокольничье поле. В клетках сидели зайцы, наловленные для турнира. Когда придет время, их начнут выпускать по одному, и они побегут через поле, спасаясь от своих безмолвных убийц. Эбби уставилась на зверьков золотыми глазами.

– Они не для тебя, милая. На этот раз моя красавица не услышит рукоплесканий.

Клирик до сих пор сидел за своим столом, и несколько охотников дожидались, чтобы он записал их в толстую книгу. Тут же рядом сидели на жердочках ястребы в колпачках – все тетеревятники. Эбби при виде их встопорщила перья и захлопала крыльями.

– Тихо, – шепнула ей Сигурни. – Сейчас ты должна вести себя очень хорошо, девочка.

За спиной у клирика стояли те самые солдаты, что недавно к ней привязались на улице. Высокий-то ничего, а вот у второго глазенки подлые. С ними был распорядитель – его имя она забыла, помнила только красную рожу и рыжую бороду.

Сигурни встала в очередь.

– Красивая, – сказал один из охотников, глядя на Эбби. – Не чаял увидеть такую еще раз. Куширская порода, верно?

– Да.

– Славные добытчики. Моя, конечно, быстрее, но и эта еще покажет себя. – Он пальцем погладил Эбби по грудке, и та, к раздражению Сигурни, приняла ласку чужого как должное.

– Следующий! – сказал клирик. Сигурни знала его, он переписывал жителей Силфаллена. Как же его зовут, Андред? Нет, Андольф.

Мужчина записался, внес плату и подошел забрать с жердочки своего ястреба.

– А ты ведь уже записалась, – взглянув на Сигурни, сказал Андольф.

– Вычеркните меня, я передумала.

– Вычеркивать не полагается. – Он отложил перо. – Ты, наверно, хочешь, чтоб тебе деньги вернули?

– Ну да – зачем платить, если я не буду соревноваться?

– Правила этого не допускают. Если птица заболеет или охотник не явится на турнир, его взнос пропадет. Именно из этих денег и складывается приз победителю.

– Ведь и часу не прошло, как я записалась, – умильно улыбнулась Сигурни. – Сделайте исключение для бедной горянки.

– Ну, коли всего только час… – Андольф, зардевшись, достал из ящика серебряную монетку, положил Сигурни на ладонь. Эбби встрепенулась, и он поспешно отдернул руку. – Ох, ну их совсем. Зайцы мне больше по вкусу.

– Зайцы созданы для травли.

Через поле, выбивая дробь по утоптанной глине, скакали четверо всадников. Сигурни удержала встревоженную Эбби. Передний наездник, весь в черном, спрыгнул с серого жеребца, бросил поводья спутнику. Все вокруг Сигурни стали навытяжку, даже клирик вылез из-за стола. Должно быть, это и есть барон, догадалась она и выругала себя за то, что пришла за деньгами. Он, не отрываясь, смотрел на Эбби. Волосы, тоже черные, прилизаны и связаны в хвост, расчесанная натрое бородка блестит, как намасленная, глаза серые, большие, навыкате, губы тонкие, жестокие.

– Откуда птица? – спросил он так тихо, что Сигурни не сразу расслышала.

– Подарок друга. – Прочие всадники тоже спешились и подошли. Она почувствовала себя, как в осаде, но виду не подала.

– За сладкую ночку, само собой, – скучающе бросил барон. – Как я понимаю, ты пришла ее продавать. Даю десять золотых, если ты, конечно, ее не испортила.

– Она не испорчена, мой господин, и не предназначена для продажи. Я сама ее выучила и хотела показать на турнире.

– Дай, пожалуйста, десять гиней, Леофрик, – не слушая ее, попросил барон. – Я тебе после верну. И напомни мне поговорить с чернокожим, когда он приедет.

– Сейчас, ваша милость. – Белокурый всадник полез в кошелек.

Сигурни попятилась и сказала громче, чем собиралась:

– Птица не продается.

Барон впервые посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты горянка, не так ли?

– Да.

– У вас нет знатных домов – есть только сброд, кое-как перебивающийся на горных склонах. Иомен, гласит закон, может держать у себя тетеревятника. Это единственная хищная птица, дозволенная людям низкого звания. Твоя птица иной породы, и ты не вправе ею владеть. Я не слишком быстро говорю для твоего понимания? Бери деньги и отдай ястреба моему сокольничьему.

Сигурни понимала, что подчиниться – разумнее всего. Грейм был прав: барон здесь единственный законодатель, и напрасно ему противиться. Она все понимала, но что-то разгоралось в ней, как тайный огонь.