Куба, любовь моя - Михаил Ахманов

– Спроси его, ласточка: он сознает, что сделался вампиром? Прямо спроси, деликатничать нечего!

Теперь переговоры были более долгими. Анна переспрашивала, что-то уточняла, Писарро отвечал, и голос великого конкистадора уже не казался уверенным и властным. Похоже, превращение в упыря не относилось к его приятным воспоминаниям.

– Он думал, что болен каким-то местным недугом, неведомым в Европе, – произнесла Анна. – Подцепил что-то от дикарей… Он жаждал испить крови, и это желание становилось сильнее с течением дней. Ему хотелось не крови животных, а крови человека, и однажды он попробовал… потом еще и еще раз… Это были индейцы, всего лишь мальчишки-слуги из дворца, но о его пристрастиях стало известно в городе. Об этом не говорили, только шептались… Он не мог справиться со своим недомоганием и решил, что это не болезнь, а проклятие инкских колдунов. Он уничтожил их державу, убил Великого Инку, и за это его прокляли – может быть, отравили или напустили какую-то жуткую порчу. Он молился, он просил у Господа избавления, но тщетно… – Анна сделала паузу, потом сказала: – Историю с Великим Инкой я помню, читала об этом. Его звали, звали… кажется, Атауальпа. Он попал в плен к испанцам, и Писарро держал его как заложника. Поклялся, что отпустит за огромный выкуп, и подданные инки наполнили золотом и серебром большую залу. И все же Атауальпа был убит.

Она вдруг заговорила горячо и страстно, и Писарро ответил ей – ответил одним словом, прозвучавшим с тоской и горечью.

– Что ты ему сказала? – спросил я.

– Что это была не болезнь и не порча, а в самом деле проклятие – только не индейских колдунов, а Бога. Бог покарал его за то, что он сотворил с Атауальпой, с другими инками и простыми индейцами. Покарал за клятвопреступление и жестокость, за пролитую кровь, за погибших женщин и детей. За его великие грехи!

– И что он ответил?

– Возможно. Так он сказал. Возможно.

За стеной снова раздался глуховатый голос.

– Теперь он говорит, что у него были враги среди испанцев, – пояснила Анна. – Диего де Альмагро, знатный сеньор и второй человек в их воинстве, всегда завидовал ему и вредил как мог, считая, что обделили его почетом и добычей. Этот Альмагро поднял бунт, его убили, но у него остался сын, тоже Диего, и несколько сторонников. У Писарро было гораздо больше преданных людей, с ним были его братья, и любой мятеж заговорщиков он подавил бы с легкостью. Но когда в Лиме поползли слухи о тех индейских мальчишках… о том, что он сделал с ними… В общем, положение изменилось. Люди подумали, что Писарро уже не тот верный христианин, каким был прежде, а часть из них даже решила, что он продался дьяволу. И тогда заговорщики нанесли удар. Должно быть, они считали, что остальные испанцы их поддержат или хотя бы не будут им противиться. Ведь они освобождали город и страну от сатанинского отродья!

Выслушав эту историю, я спросил:

– Он может припомнить, когда появились первые признаки вампиризма? Когда он захотел человеческой крови?

Анна перевела мой вопрос, выслушала ответ и промолвила:

– Примерно за месяц до его гибели. Точнее он не может сказать.

Тут я призадумался, хотя бдительности не терял – с упырем из первичных всегда надо быть начеку. Твари опасные и непредсказуемые.

Что до моих дум, то я не назвал бы их праздными – здесь было о чем поразмыслить. Преображение в первичного вампира требует нескольких месяцев – как минимум двух или трех, а чаще шести-восьми. В этот период потребность в человеческой крови постепенно нарастает, поиск жертв и их убийство становятся из случайных актов регулярными, психика деформируется, и наконец упырь сознает, что стал упырем. Получалось, что нынешний мой клиент к моменту смерти не дошел до этой стадии. Его убили – очевидно, закололи шпагами и кинжалами, но для вампира, даже не завершившего свою метаморфозу, это не фатально. Он впал в кому, процесс преображения сильно замедлился и потребовал столетий вместо месяцев… Уникальный случай, как я уже говорил!

Уникальность, однако, не исключала главную проблему: как ни крути, а наш конкистадор – упырь, и значит, придется ему познакомиться с «шеффилдом». Или с моим клинком – это уж как нам повезет… Но, решив одну загадку, я хотел разобраться и с другой, со странным поведением моего клиента. Иницианты, которых он сотворил, не вызывали удивления – всякий первичный стремится окружить себя такими тварями, слугами и помощниками, создать собственную среду обитания, как говорит магистр. Это у них безусловный рефлекс – творить себе подобных, но есть еще одно обстоятельство – тяга к изобильной пище. Об этом я уже думал и удивлялся, отчего упырь-предводитель сидит в горах, а не ищет места посытнее. Ведь у него появились иницианты, десятка три или четыре, а прокормить такую ораву – дело непростое!

– Спроси, что он тут делает, – произнес я, поглаживая приклад обреза. – Что ему нужно в Сьерра-Гранде-Оковалко? Что он тут забыл? Тут редкое население, не по аппетитам его банды.

Выслушав вурдалака, Анна взмахнула ресницами и в задумчивости приоткрыла рот.

– Не знаю, милый, плакать или смеяться… Знаешь, что он сказал? Иницианты ему объяснили, где он очутился, сколько прошло времени и что здесь за страна. Но понял ли он их? Очень сомневаюсь… Вероятно, он не совсем адекватен, так как решил покорить этот остров, как некогда завоевал Перу. Для этого нужны бойцы, крепкие мужчины, и он принялся плодить вторичных. Он говорит, что в Перу у него было небольшое войско, а здесь за ним пойдут тысячи и тысячи, стоит только испить их крови и поделиться своей. У него будет армия, и он захватит все города и все сокровища этой земли и станет ее владыкой. Но раньше нужно уничтожить прежнего властителя – дряхлого старика, как сказали иницианты, который прячется где-то в горах. Он его найдет, выпьет его кровь, и народ покорится…

Ну и ну! – подумал я. Новая конкиста на Кубе! Похоже, ласточка права – тронулся умом клиент! Или, скорее, еще не вписался в наше время… Слишком резкий переход от каравелл к трансатлантическим лайнерам, от аркебуз к автоматам, от манускриптов к компьютерам и телесетям. И люди теперь другие, и политические идеи, и образ жизни… Словом, история движется, мир на месте не стоит!

Пока я размышлял над этим, Анна обменялась с кабальеро парой фраз. Внезапно он что-то прорычал, и голос его был полон гнева. А еще, как мне показалось, негодования и обиды.

– Что ты ему сказала, ласточка?

– Что мир изменился. А он ответил, что сильный и решительный человек в любом мире станет повелителем. И тогда… – Анна смолкла.

– Тогда?.. – поторопил я.

– Тогда я напомнила ему, что он уже не человек. Кажется, он рассердился… Говорит, хоть Бог его покарал, он все равно остался человеком. – Сделав паузу, Анна произнесла: – Знаешь, Петр, мне его жаль. В свое время он был велик и грозен, а в наше – как дитя малое…

– От клыков этого дитяти уже погибла масса народа, – возразил я. – Так что хватит болтовни. Узнай, что ему нужно, и завершим переговоры.