Красная пелена - Башир Керруми

– Видите ли, господин, – сказала я, – девушка, о которой вы говорите, уже обещана другому. Вы немного опоздали. Но я могу назвать вам другую невесту. Это прекрасная девушка, моя двоюродная сестра, ее зовут Зулихан. Настоящая красавица, к тому же умеет готовить. И характер – просто золото. Она будет счастлива стать вашей женой. Знаете дом между обувной лавкой и турецкой баней? Вот там они живут. Только не говорите, что это я вас к ним направила.

– Благодарю вас, госпожа, – ответил старик. – Вы тоже ничего не говорите своему отцу.

Я вспоминаю тот день так, словно пережила ад. Воображение уже рисовало мне кошмарные картины замужества. При одной мысли о том, что он дотронется до меня, мне делалось дурно. Меня чуть не вырвало!

Она на минуту прервала свой рассказ.

Я не сводил с нее глаз. Ее лицо приобретало все более жесткое выражение. Мне было очевидно, что чем дальше, тем труднее ей вспоминать всю эту историю.

Она снова заговорила. Теперь она сидела, вцепившись руками в стол, а ее голос звучал хрипло. Мне показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

– Угроза быть выданной за старика настолько пугала меня, что я подумывала наложить на себя руки. За два года до этого моя соседка Рашида – очень умная и красивая девушка – покончила с собой по той же самой причине. Правду мы узнали только много времени спустя. Отец хотел насильно выдать ее замуж за богатого торговца, получив в качестве выкупа дом. Но ей хватило смелости лишить себя жизни.

Ее убило узаконенное насилие, которое считается у нас традицией и встречает единодушное одобрение. Для меня насилие несовместимо с браком, который должен основываться на любви и нежности. Особенно меня бесит, что свадьба у нас превращается в маскарад, который служит одной цели: успокоить соседей насчет того, что невеста сохранила свое целомудрие.

Кстати, насчет целомудрия… Я уверена, что для женщины нет ничего более дикого и унизительного, чем этот варварский обычай. Мужчины изобрели его десять веков тому назад! Для чего? Чтобы превратить жизнь женщины в тюремное заключение! Та же традиция требует выставлять на всеобщее обозрение окровавленные простыни – доказательство невинности новобрачной. Разве это не ужасно? Не отвратительно? Даже звери не ведут себя так!

А наши старухи? Я имею в виду пожилых женщин с большим жизненным опытом. Вместо того чтобы воспротивиться этому ужасному обычаю, они машут руками и радостно восклицают: «Ю-ю!»

Иногда мне кажется, что таким извращенным способом они выражают свою боль по загубленной жизни.

И вот так я сидела и предавалась самым черным мыслям, когда вдруг услышала легкий стук – кто-то бросил мне в окно камешек. Впрочем, я знала, кто это – мой друг. У нас с ним был свой особый знак. Я поняла, что он ждет меня на условленном месте, за конюшней. Я взяла с собой ведра, как будто собиралась отнести ослам воды, и побежала к нему. Рассказала обо всем, что произошло в этот день, и попросила взять меня с собой во Францию. Он успокоил меня, а потом сказал:

– Я придумал кое-что получше. Я сам попрошу у твоего отца твоей руки. Мы поженимся, и я увезу тебя с собой.

Я так обрадовалась, что бросилась ему на шею. И вот я на протяжении многих лет живу во Франции со своим другом, который официально считается моим мужем. Не могу сказать, что я счастлива, но и несчастной я себя не чувствую.

Однажды вечером ее муж захотел прощупать меня на предмет моего отношения к гомосексуалистам.

– Говорят, в Оране к однополой любви относятся вполне терпимо. Это и правда так?

– Это и так и не так. С одной стороны, жители Орана обладают собственной культурой с сильными традициями свободы нравов, но с другой – лицемерия хватает и у нас. В некоторых кругах общества люди страшно озабочены соблюдением внешних приличий, хотя за закрытыми дверями творят что кому вздумается. Можно сказать, что мы вольнодумцы на практике и набожные традиционалисты на словах. Во всяком случае, в рабочей среде дело обстоит именно так. А вот среди представителей среднего класса степень терпимости гораздо выше. Там принято с уважением относиться к вкусам окружающих. Одним словом, в средних и высших кругах общества царит полная свобода нравов. Про Оран говорят, что это единственный в Северной Африке город, открытый любым меньшинствам. И я могу подтвердить, что это действительно так и есть. Хотя, если учесть, что население постоянно пополняется за счет крестьян, которым требуется время, чтобы привыкнуть к новой обстановке, часть жителей по-прежнему исповедует устаревшие взгляды.

Супруги Фарес были людьми искренними и симпатичными. Мне хорошо жилось у них. Постепенно между нами зарождалась настоящая дружба.

Они помогли мне найти работу на рынке, и каждые выходные я отправлялся помогать бродячим торговцам.

Некоторое время спустя мне удалось записаться в сельскохозяйственное училище и получить студенческий билет.

Платили мне мало, но денег хватало, чтобы платить за квартиру и даже немного отсылать матери. Наконец-то я зажил относительно устроенной жизнью и был полон планов и надежд.

Самой большой трудностью в училище стал для меня французский язык. Я понимал, что должен как можно скорее нагнать свое отставание от остальных студентов. Я накупил книг, учебников и словарей и все свободное время упорно занимался.

Успехи не заставили себя ждать. Уже через несколько месяцев я стал одним из лучших в своей группе.

Однажды утром, проснувшись, я обнаружил, что ничего не вижу. Глаза словно застлало какой-то красной пеленой.

Я встал, с трудом различая стены, и подошел к окну. Красная пелена продолжала висеть перед глазами. Кроме того, мне было больно смотреть на дневной свет.

По пути в столовую я без конца натыкался на стены. Тогда я остановился, силясь понять, что со мной. Ясно было одно: я почти ничего не вижу.

Кое-как, на ощупь, я добрался до столовой. Хозяйка дома встала мне навстречу.

– Что с тобой? – спросила она. – Почему ты идешь, вытянув вперед руки? Ты что, заболел?

– Я ничего не понимаю, – ответил я. – Почему-то я ничего не вижу. У меня перед глазами какая-то красная пелена.

Она сказала, что я должен немедленно отправиться к врачу.

Пока она помогала мне умыться и одеться, я не мог избавиться от ощущения, что окружающий мир ухнул в какую-то пропасть, утащив за собой и меня. Мне казалось, что я плачу, но слезы не проливаются из глаз, а остаются внутри головы. На самом деле это были не слезы. Это была кровь, из-за которой и образовалась красная пелена.

По дороге в больницу я не знал, что и думать. Меня одолевали самые черные мысли. Вопросы, один страшнее другого, теснились в мозгу. А что, если врачи не сумеют меня вылечить? Что я стану делать? Жив ли я еще? Может быть, я уже умер? Или умираю? Я постоянно спотыкался и несколько раз чуть не упал.