Элвис Пресли. Безрассудная любовь - Питер Гуральник

Элвис появился после сеанса с доктором Ландау в своей спальне с выражением ужаса на лице. Сукин сын оказался со странностями, сообщил он Ламару и Рексу, он убьет чертова ублюдка. Ландау быстренько выставили из дома, хотя бы для того, чтобы Элвис не выполнил своей угрозы, но в тот же вечер южноафриканец снова появился в доме с письмом, в котором он угрожал, что направит его журналистам вместе с фотографиями, магнитофонными записями и подробным отчетом о «компрометирующих ситуациях», о которых он знает не понаслышке, в том числе о предосудительных отношениях с «шестнадцатилетней» [sic] американской подругой.

Вернон был в полной панике; он был убежден, что это могло означать конец карьеры Элвиса, а потому среди общего смятения и ужаса, царившего в доме, делались срочные звонки Полковнику. Полковник, однако, сохранял спокойствие, он консультировался с некоторыми высокопоставленными армейскими чинами в Вашингтоне, и по его совету Элвис и Вернон связались с армейским отделом военной полиции, который, в свою очередь, передал это дело ФБР. 6 января Лоренц Йоханнес Гриссель Ландау (который, как выяснилось, вовсе и не был никаким врачом) сел на самолет до Лондона, получив небольшую сумму денег за свои хлопоты, но навсегда исчезнув из их жизни.

Вся эта нервотрепка несколько омрачила праздничные дни, но не испортила рождественской вечеринки, которую Элвис устроил в доме для некоторых из своих друзей, а к тому времени, как 8 января он праздновал свое двадцатипятилетие в местном клубе, доктор Ландау почти превратился в воспоминание. Это было грандиозное празднество — почти две сотни присутствующих, множество привлекательных женщин, однако Элвис смотрел только на Присциллу. Пел Чарли, а Элвис к нему присоединялся; появился, что было большой редкостью, Клиф, который большую часть последних нескольких месяцев находился в самоволке; Джо Эспозито с группкой «постоянных» вручил Элвису приз с надписью «Элвис Пресли. Самый ценный игрок. Бад — наухаймская воскресная футбольная ассоциация, 1959 год»; а Вернон и Ди, привезшие Присциллу на вечеринку, держались как немолодая супружеская пара, с гордостью наблюдающая за происходящим.

Еще раньше, в начале вечера, Элвис беседовал по телефону с Диком Кларком, ведущим «Американ Бэндстенд», относительно своего грядущего появления на телевидении и широком экране, что являлось частью активной рекламной кампании, которую начиная с ноября разворачивал Полковник. Впервые в американской прессе начинали появляться большие материалы; RCA выпустила серию тщательно акцентированных пресс — релизов и инициировала выход статей, задававшихся вопросом: поменяет ли свой стиль Элвис Пресли? А в ближайшие два месяца должна была выйти целая серия интервью, апогеем которой, согласно плану Полковника, должна будет стать лавина материалов, посвященных триумфальному возвращению Элвиса Пресли домой. Реальность жизни, с которой он расстался, начинала все больше и больше вторгаться в его повседневные дела, он уже начал подумывать о сборах, но только он все еще не знал, что делать с Присциллой.

Бабушка почти с самого начала видела, к чему идет дело, и очень переживала за Элизабет, которая была ее лучшей подругой в этом богом забытом месте. Не то чтобы она винила в этом Элвиса, но ей было неприятно видеть, что девушку оставляют в подвешенном состоянии, — и она видела, как искоса поглядывает на нее Рекс. Поэтому она свела их вместе, поначалу роняя косвенные намеки, а затем пригласив их втайне в свою комнату, где она прямо сказала обоим, что, по ее мнению, они должны делать.

Сначала они встречались на квартире у пары, которая входила в компанию, — жена даже помогала Элизабет с корреспонденцией от поклонников. Им приходилось быть очень осторожными, поскольку Элвис, казалось, был способен выслеживать, где кто находится во всякое время. Ламар и Клиф знали об этих отношениях, и, к удивлению Рекса, «похоже, забавлялись пикантностью ситуации… Возможно, это был их способ поквитаться с Элвисом за некоторые вещи, которые он им сделал». Однажды их почти застукали, но один из друзей сказал, что это его видели с Элизабет, так что вместо Рекса от дома отказали ему. Они виделись таким образом в течение чуть более двух месяцев, когда состоялась вечеринка в честь дня рождения Элвиса, и Рекс мог только беспомощно наблюдать, как Элвис осыпает своим вниманием Присциллу, тогда как он не может даже пригласить Элизабет на танец.

В конце концов он больше был не в силах видеть то, как Элизабет осаждают кавалеры, особенно один из них, который явно пытался за ней ухаживать. От полного отчаяния он сообщил Элвису, что этот парень пытается приударить за Элизабет, и получил некоторое удовлетворение, когда Элвис вскипел, как и ожидал Рекс, и велел парню проваливать.

Вскоре после этого Элвис во второй раз поехал в Париж, взяв с собой на этот раз помимо Ламара Джо, Клифа и своего тренера по карате Юргена Зейделя. Вечернее времяпровождение осталось во многом прежним, однако в течение дня он теперь изучал технику шотокан с японским учителем карате, с которым его познакомил Зейдель. Джо заведовал деньгами в эту поездку, оплачивал все счета и по указанию Вернона собирал все расписки, поражая Элвиса своими организаторскими способностями. В один из вечеров они отправились в «Кафе де Пари» послушать Golden Gate Quartet, и Элвис пришел за кулисы и в течение нескольких часов пел с ними спиричуэлсы, извлекая из памяти вещи, которые даже квартет порой с трудом помнил.

20 января, через два дня после своего возвращения, он был повышен до действующего сержанта. Это было вроде горькой пилюли, ведь Рекс уже давно получил сержанта, и Элвис даже воспользовался случаем, чтобы заявить, что Рекса, вероятно, сделали сержантом только из — за его связи с Элвисом. «Рекс, — говорил он, — смотри, какие с тобой могут случаться хорошие вещи, из — за того что ты знаком со мной».

11 февраля он наконец — то получил свои долгожданные сержантские нашивки и устроил по этому поводу небольшую вечеринку в доме, где царила суета сборов: бабушка паковала вещи, Вернон и Ди строили планы на будущее, а Присцилла отчаянно цеплялась за него каждый вечер, не желая уезжать, не желая, чтобы уезжал он, — а если все — таки уедет, почему бы ему не взять ее с собой? Ей не было дела до родителей, школа не вписывалась в ее представление о жизни, и она даже не могла признаться в своей усталости, поскольку однажды вечером, когда она заснула, ожидая, когда он закончит свое занятие по карате, он спросил ее, сколько часов она спит. «Я быстро сказала: «Около четырех — пяти часов за ночь. Но это ничего, я буду в порядке».

Элвис посмотрел задумчиво и