Ученик чернокнижника - Александр Белогоров

– Минуточку, молодой человек! – хлопотал Афанасий Семенович. – Последние приготовления и маленькие предосторожности! – С этими словами он обошел кресло и встал сзади. – Айн! Цвайн! Драй! – Похоже, старик сейчас ощущал себя кем-то вроде иллюзиониста.

Тело Максима обвили тонкие, крепкие ремешки, так что свободными остались только руки. Теперь он не мог пошевелиться, но, по правде говоря, и не делал таких попыток. Он просто ждал дальнейших указаний, хотя где-то в душе начало зарождаться смутное, неопределенное беспокойство. Максим знал, опять неизвестно откуда, что максимальная фиксация участника необходима для успешности опыта, но неподвижность, беспомощность немного угнетали. Он чувствовал себя запеленатым младенцем. Сверху бесшумно опустилась полукабина-полушлем, и комната для мальчика тут же покрылась полумраком; лампы больше не били в глаза, а расплывались в неясные пятна, как луна в облаках или солнце в тумане. Отчетливо Максим мог видеть только небольшой участок перед собой, внизу. Голова тоже оказалась зафиксированной, а некоторые ее участки ощутили на себе холод металлических электродов. По нескольким экранчикам, примостившимся сбоку, тут же побежали зеленые кривые; как догадался мальчик, они отражали работу его органов, в первую очередь мозга.

– Прекрасно! Прекрасно! Все готово! – Афанасий Семенович едва не хлопал в ладоши от радости. – Теперь можно приступать! – Он пододвинул к Максиму столик на колесиках, на котором стояли те реактивы и приборы, с которыми ему столько пришлось репетировать. Стол был подобран так, чтобы мальчику было удобно дотягиваться до любой из разложенных вещей. Руки Максима напряглись в ожидании команды.

– Что за бред! – бушевал Сергей Федорович. Обычно его было очень трудно вывести из себя, но уж если такое случалось, то окружающим приходилось тяжко. Сейчас произошел именно такой случай. Телеграмма буквально взбесила его. – Кто посмел так по-идиотски шутить?! Как вы могли в такое поверить?!

В ярость старик пришел, как только узнал о своем заключении под стражу из телеграммы от собственного имени. Можно себе представить изумление Максимовых родителей, когда они увидели его, мирно копающимся у себя в огороде. Наталья Сергеевна не нашла ничего лучшего, как, едва выскочив из машины, броситься на шею к отцу с криком: «Папа, так тебя уже выпустили?!» И, в ответ на удивленный вопрос старика, откуда это его должны были выпустить, не задумываясь, выпалила: «Из тюрьмы!» От неожиданности Сергей Федорович минуту не мог вымолвить ни слова; он только растерянно моргал и лихорадочно соображал, что же случилось с дочерью. Алкоголем от нее не пахло, и старик, в последнее время наслушавшись по радио и телевизору о наркотиках, заподозрил было эту беду.

К счастью, его зять уже почуял неладное и протянул ему телеграмму. Сергей Федорович быстро прочел текст, и, когда начал вникать в его содержание, его лицо стало наливаться кровью. «Так это не ты писал?» – от нервного напряжения и внезапной радости у Натальи Сергеевны на глазах показались слезы. «Конечно, не я! Да как вы могли…» – дед распалялся все больше и больше. И тут отец Максима не выдержал и, согнувшись пополам, начал громко хохотать, чем только усилил гнев старика, решившего, что дочь с зятем его разыгрывают. «Володя, чего тут смешного?!» – вскинулась Наталья Сергеевна, но ее муж уже не мог остановиться, вспоминая, как они неслись сюда, полные черных мыслей.

Разгневанный старик, заплаканная женщина и хохочущий мужчина составляли очень живописную, хотя и странную группу. Соседи Сергея Федоровича все как один высунулись из окон, а редкие прохожие замедляли либо ускоряли шаг, в зависимости от темперамента. Старик отчаянно ругался, дочь пыталась его успокоить, а зять сквозь смех говорил: «Хорошо, что не поехали сразу в милицию!»

– Хватит! Поехали на почту! – закричал наконец Сергей Федорович и решительно направился к машине. – Я им задам! – вскрикнул он и почему-то погрозил кулаком небу. Его дочь и зять как-то вдруг сразу успокоились и вслед за стариком залезли в автомобиль, который резко тронулся с места.

Витьке было скучно. Ничего интересного за весь день не произошло. А ведь Максим в это время должен был заниматься чем-то загадочным, может, даже опасным! Никого из приятелей не оказалось на месте; у всех на этот выходной нашлись какие-то занятия, планы. Да еще к тому же продолжала угнетать ссора с другом. Сейчас Витька уже не судил о произошедшем так однозначно и справедливо рассудил, что в размолвке виноваты оба.

Он поднялся на этаж, где располагалась квартира Максима, немного постоял перед дверью и, переборов себя, нажал на кнопку звонка. Никто не отозвался. Он позвонил повторно и прислушался. За дверью говорило радио, но никаких других звуков оттуда не доносилось. Витька целый день слонялся по двору, и если бы Максим куда-то ушел, то он обязательно бы это заметил. Значит, если его нет дома, то он все еще у старика. Витька даже присвистнул: ничего себе, сидеть там столько времени! Он живо представил лабораторию: должно быть, там сейчас происходит что-то интересное. Ему вдруг страстно захотелось проникнуть туда и понаблюдать за таинственными опытами.

Витька стал непривычно медленно спускаться вниз. Что, если просто позвонить к старику и попроситься поучаствовать? Нет, не пустит. К тому же Витька, несмотря на всю свою наивную наглость, обладал все-таки некоторым чувством меры и самолюбием. Не приглашают – ну и не надо, и без них обойдусь. Еще пожалеют! Правда, о чем должны пожалеть Максим и Афанасий Семенович, на данный момент прекрасно обходившиеся без него, Витька не стал уточнять, чтобы не портить себе лишний раз настроение. Дойдя до этажа, где жил старик, Витька все-таки не пошел дальше вниз, а остановился в нерешительности.

– Итак, молодой человек, мы приступаем! – торжественно объявил Афанасий Семенович. Его резкий голос звучал как-то странно, необычно. В нем смешивались и торжество, и грусть, и обычная человеческая усталость. Так бывает, когда чего-то сильно ждешь, а когда момент исполнения желания приближается, то появляется какая-то опустошенность, и то, чего так сильно хотел, теряет часть своей былой привлекательности.

Максим словно в замедленном повторе видел, как сухие руки старика потянулись к всевозможным кнопочкам и выключателям и быстро, уверенно пробежались по ним, будто руки пианиста, в сотый раз исполняющего давно заученное произведение. Раздалось мерное жужжание, особенно отчетливое в царившей тишине. Казалось, что где-то рядом находится целый рой насекомых и они вот-вот вынырнут откуда-то из темноты, чтобы закружиться в свете ламп. Сами же лампы стали переливаться всевозможными оттенками, создавая очень красивое, но в то же время слегка пугающее зрелище, отдаленно напоминающее северное сияние, каким его Максим видел по телевизору.

Дальше все пошло как по маслу, так, как отрабатывалось на многочисленных репетициях. Старик четко и отрывисто подавал команды, а Максим быстро исполнял его указания. Он переводил рычажки приборов в нужные положения, сливал реактивы, приобретавшие в результате проводимых им манипуляций самые неожиданные цвета и запахи. Словом, выполнял привычную работу. Под воздействием отвара голова работала очень ясно, не отвлекаясь на посторонние мысли и не задаваясь лишними вопросами, а руки действовали твердо и свободно. Правда, в опыте добавились новые детали, этапы, но Максима они до поры до времени совершенно не беспокоили. А ведь поводов для удивления было достаточно.