Ничей - Алексей Борисов

подчеркнул зам управляющего делами, наслаждаясь собственной интонацией.

— Чей-то визит?

— Нет. Митинг в поддержку президента.

— Что-то случилось разве?

— Общественный комитет «За третий срок» призывает всех прийти и проявить гражданскую зрелость, — как будто по написанному оттарабанил Власьев.

— Мы как-то освещаем? — уточнил я.

— Про освещение не знаю, мне это не поручали, — быстро ответил он. — Моя задача другая: все работники аппарата обязаны быть.

— А работа как же?

— Всё в законное обеденное время. Общий сбор на площади, каждый руководитель ведет свое подразделение.

— Возражения не принимаются? — спросил я.

— Никаких возражений. Базары и магазины отменить, — строго сказал Власьев. — Сейчас, конечно, не советское время… время другое… но всё равно все обязаны явиться. Это нетрудно за такую зарплату.

Про зарплату — это, по-моему, был его собственный экспромт.

Площадь была до самых краев заполнена митингующими. Организованно явились труженики бюджетной сферы — учителя и врачи. Вслед за ними, тоже колоннами, подтянулись студенты вузов с деканами. Плакатов и транспарантов видно нигде не было. Государственное мероприятие, судя по всему, готовилось в такой жуткой спешке, что нарисовать их просто не успели. Висела одна лишь растяжка — далеко впереди, на борту грузовика, служившего трибуной: «План Утина — в жизнь!»

Явившиеся — точнее, их представители — уже добрых полчаса клялись в верности этому плану и стремлении выполнить его до конца. Клялись, на мой взгляд, несколько общо и расплывчато. Спроси их, в чем же состоит план — вряд ли ясно ответили бы. Партайгеноссе Митрофанычев с багровым лицом выслушивал клятвы. Рядом с ним в кузове топтались местные общественники из комитета «За третий срок». Во главе их стоял вечный кандидат в депутаты господин Борискин, он же президент губернской федерации дзюдо, державший сеть бензоколонок.

Делегация парламента расположилась возле театра оперетты. Ораторов слышно было через пятое на десятое: работали всего два динамика в другом конце площади. Поэтому аппаратчики в основном и не слушали, а говорили друг с другом о своем. Женщины судачили о покупках, мужчины — о футболе. Обсудив с соседями шансы сборной России в отборочном цикле и контракт Гуса Хиддинка, я пошарил глазами по толпе и узрел неподалеку своего коллегу из городского Совета. Пресс-секретарь Коли Ухова смотрел на происходящее, рассеянно улыбаясь.

— Что это вы улыбаетесь, Юрий Львович? Какие могут быть смешки в реконструктивный период? — подойдя, спросил я.

— Как тут не улыбаться? Раньше хоть порядка больше было.

— Правду говорят, что твой шеф пойдет в мэры?

— Штаб создан, — сказал Юра. — Только, по-моему, денег пока нет.

— А что же друзья-бизнесмены, не делают взносы?

— Им гарантии нужны. Деньги-то не маленькие.

— Миллионов семь «зеленью»?

— Я слышал насчет десяти, — заметил коллега.

— Каких гарантий хотят друзья Коли Ухова?

— Официальной поддержки от «Ядрёной России». Чтобы конференция приняла решение, как положено по уставу.

— Товарищ Кобяков может заблокировать, — предположил я.

— Еще как может! Он Колю просто ненавидит. Там ведь Колыхаев денег уже отсыпал кому надо. Для него и семь, и десять миллионов — мелочь.

— Ну, не мелочь, конечно, — усомнился я, — хотя мужчина он небедный. А что же Митрофанычев, поддерживает твоего спикера?

— Кажется, да. Но их разве поймешь до конца? — пожал плечами Юра. — И потом, своих бабок у него тоже нет.

— В Москве ищет?

— Похоже. Само собой, в обмен на собственность. У нас тут еще есть что приватизировать: не все муниципальные предприятия розданы. Да и те, которые розданы, можно обратно изъять.

Митинг бурно захлопал.

— Финиш, — констатировал пресс-секретарь. — Пора по кабинетам.

Толпа рассасывалась стремительно. Кто-то, видимо, еще надеялся попасть в магазин или на рынок. Из обоих динамиков грянула песня «Мои мысли — мои скакуны».

Выступать публично я не люблю. По-моему, люди, выступая публично, частенько несут такую пургу, что уши вянут. И получается это не всегда из-за безграмотности или бестолковости говорящего. Просто докладчик вольно или невольно пытается понравиться аудитории, подстроиться под нее. В итоге происходит то же, что на море — с эскадрой, которая движется со скоростью самого тихоходного судна. Оратор тоже ориентируется на некоего усредненного человека, а его в реальной жизни не существует.

Но тут случай был особый. К нам в парламент пришла целая делегация будущих политологов и работников пресс-служб, тоже будущих. Их уже провели — где шагом, где рысцой, а где галопом — по всем отделам, и они теперь надвигались на наше подразделение. Витюша успел предупредить меня о приближении студентов, и я, дав указание рассадить их в малом конференц-зале, тихо сосредотачивался перед тем, как направиться туда же.

Конечно, полноценно настроиться мне не дали. Следующим визитером оказался депутат Пичугин. Носитель самых элегантных костюмов, обладатель маникюра и педикюра, четко по графику навещавший солярий, Иван Григорьевич управлял комиссией по сдерживанию тарифов естественных монополий. Тарифы в нашей богоспасаемой губернии росли так же, как и в других регионах. Комиссия, однако, ежегодно отчитывалась перед избирателями о проделанной работе, и по отчетам выходило, что сражалась она, не щадя живота своего.

У самого Ивана Григорьевича был свой бизнес, к нашему краю имевший весьма отдаленное отношение. Пичугин львиную долю времени проводил в зарубежных поездках, из которых возвращался всё более загорелым. Был он тоже выходцем из партийной среды, знал вдоль и поперек местное начальство и всегда нормально с ним ладил. В молодости Иван Григорьевич слыл красавцем и щеголем. Сейчас, на шестом десятке, уже стало ощущаться, что молодость его осталась позади, но парламентский лев противостоял переменам, как мог.

Люди, посещавшие увеселительные заведения города, не раз видели его в обществе юных спутниц. Симпатичных журналисток, являвшихся на брифинги комиссии по сдерживанию монопольных тарифов, Иван Григорьевич, не сдерживаясь, провожал маслянистым взглядом. Наиболее грациозным из них он предлагал выехать в подшефный район, дабы лучше ознакомиться с плодами его трудов. Там же, в районе, на высоком берегу великой русской реки, стояла депутатская заимка — с баней, караоке, массажной кроватью и спутниковым телевидением.

Когда выборы только состоялись и шла раздача слонов, Пичугин, вроде бы ни в чем не нуждавшийся, дрогнул и тоже вступил в борьбу за кресло. На спикерское сиденье он, конечно, не претендовал, ибо там всё давным-давно было согласовано. А вот, по его собственному выражению, стать «хотя бы замчиком» сильно хотел. Не раз и не два видели Ивана Григорьевича у порога первой приемной… Увы, карта легла по-другому. Места вице-спикеров уплыли вдаль. Пичугин обиделся, но вида не подал. Терпеть, ждать и не делать ничего против ветра его научили еще в рядах ВЛКСМ.

— Алексей Николаевич, надо бы с вами вопросик один решить, — мягко произнес депутат.

— Для вас