Мурло - Владислав Несветаев

— Попьём, попьём, — через силу улыбаясь, согласился Егор. — Немножко можно. — Ну, — дождавшись паузы, заговорила Светлана, — и что же, Кать, на кладбище? — Вот, — подготовившись, отчётливо заговорила Катя, — говорю: мне поначалу Степан Фёдорович показалc… — А, это ты за гостя вашего, — перебил её Егор. — Спасибо, — обратился он к Нине и свернул блинчик треугольником на тарелке, которую она поставила на стол перед ним.

Катя уничтожающе посмотрела на него: она всегда сильно волновалась при встрече со Светланой и, не желая того, презирала всех, кто окажется с учительницей рядом.

— Ну, ну, Катенька, — подбодрила её Светлана.

Нина чувствовала, что дочери нравится Светлана, и умилялась этому, но ревновать и не думала.

— Ну, — улыбнулась Катя, смотря на стол перед собой, — я говорю, что сначала мне Степан Фёдорович показался неприятным, грубым и даже каким-то глупым. — Ну что ты, Кать, наговариваешь на человека? — перебила её мать. — Хороший человек, по-моему.

— Я же говорю, мам, мне так сперва показалось, — объяснила дочь. — И неспроста мне так показалось. Согласись: вёл он себя странно, говорил что ни попадя или вообще молчал. Мне показалось, что он разговор поддержать не может, будто бы он какой-то далёкий от всего человеческого.

— Понимаете, о чём я? — обратилась она к Светлане.

— Понимаю-понимаю, Кать, — заверила её Светлана.

— Но то, что случилось на кладбище, всё перечеркнуло, — Катя взяла многозначительную паузу. — Никогда я до сих пор не видела такого сильного проявления чувств. Вы представьте себе взрослого мужчину, на вид сурового, рыдающим, как мальчишка. Не поверите: он упал на колени прямо на могилу и истошно завыл. И это на глазах у меня, у отца. Мне, честное слово, стыдно за себя стало, что я сначала так о нём дурно подумала.

— Так прямо и зарыдал? — скептически уточнила Нина.

— Ну я же говорю.

— А мне он всё равно каким-то чудны́м показался, — сказал Егор.

— Да это ж он после кладбища был, — оправдывала Катя перед Светланой Домрачёва. — Мы просто, когда домой ехали, случайно с Егором на дороге встретились, и Степан Фёдорович был весь задумчивый, и от этого не поздоровался с Егором. Кажется, он человек думающий. Полагаю, вам бы было интересно с ним познакомиться.

Светлана в смущении широко улыбнулась, показав ровные зубы, а Нина и вовсе засмеялась. На волне веселья Егор тоже улыбнулся.

— Чего вы? Я серьёзно говорю: вам бы было интересно с ним познакомиться. Как литератору.

— Куда же я денусь? — сдалась Светлана, скрывая от сотрапезников план, который родился у неё в голове: она подумала, что было бы замечательно, приревнуй её Федя к этому Степану Фёдоровичу.

— Познакомлюсь обязательно. Они же скоро приедут?

Нина удивлённо посмотрела на подругу. «Не в её это стиле: знакомиться с мужчинами в отсутствие мужа», — подумала хозяйка. Нине стало неприятно.

— Как же, скоро, — сказала Нина. — Небось, час только как сели удить.

— Да что ты, мама? — недовольно сказала Катя. — Разве они больше в такой мороз просидят? Я думаю, они не позднее, чем через час, приедут. Вы же не торопитесь? — обратилась она к Светлане.

— Куда же мне торопиться? У нас каникулы, — улыбнулась она.

— Вот и замечательно, — обрадовалась Катя.

Нина искоса посмотрела на дочь с подругой, но, отгоняя от себя дурные мысли, обратилась к зевающему Егору.

— Чего ты, Егорушка, устал, поди, на работе?

— Да, тёть Нин, поспал бы, если честно, — искренне заявил он.

— А то ж я и смотрю: мучаешься весь, — душевно сказала Нина. — Пойдём постелю тебе, да поспишь часок-другой.

Егор вопросительно взглянул на Катю.

— Поспи, поспи, — разрешила она, и он, улыбнувшись, встал из-за стола.

Когда Нина с Егором вышли, Катя обратилась к Светлане:

— А у вас, тётя Света, как дела?

— Да как дела могут быть? Хорошо, обычно: муж, дети, хозяйство, скоро ещё и работа — всё стабильно, — меланхолично улыбаясь, сказала Светлана. — Не жалеете, что в деревне остались? — спросила Катя про то, что ей всегда хотелось знать.

Сердце её быстро застучало, в глазах слегка помутнело, уши нагрелись. Она сама от себя не ожидала, что напрямую об этом спросит. — Отчего ж жалеть? — улыбнулась Светлана. — Будь у меня в своё время выбор, остаться или уехать, то, может, и жалела бы, а так чего жалеть? На судьбу дуться? — Ну как же? — расстроилась Катя. — Вы же в Уфе учились. Отчего ж там было не остаться?

— Не так, Катенька, это просто: немалых денег это требует, да так я к городу и не привыкла за четыре года.

Катя загрустила. Она никогда не спрашивала Светлану про город. Видимо, боялась, что единственный человек из всего села, который её понимает, разобьёт её грёзы о действительность. Самый страшный ответ, который только мог прозвучать, прозвучал, но Катя, хоть и расстроилась, не разочаровалась, а разозлилась на себя и на Светлану — ей только больше захотелось в город. — Неужели вам здесь нравится? — брезгливо спросила Катя.

— А что здесь может не нравиться? Свежий воздух, природа, натуральные продукты, никакого шума. Всё спокойно, почти без преступлений. Люди добрые, милые, — Катя всё больше злилась на учительницу.

— И вам не надоедает это спокойствие? Вы простите, если я говорю неприлично, — одёрнула себя Катя. — Мне просто интересно знать, потому что я, признаюсь вам, сейчас больше всего на свете хочу жить в городе: расти там и развиваться. Извините, пожалуйста, вы, если не секрет, на кого учились? — Да что «извините»? — улыбнулась Светлана. — Не секрет: на филолога я училась. — И вам не грустно от того, что вынуждены работать школьным учителем? — Мне, Катя, работа моя нравится. Я люблю с детьми общаться. Они, знаешь, они, как это сказать… — задумалась Светлана.

Катя приготовилась к важным словам.

— Они как такие нравственные индикаторы, что ли. Они, пятый-шестой класс, всё чувствуют, и понимают, и не дают тебе самой попортиться. С седьмого, правда, дуреть начинают, но вот до этого с ними одно удовольствие работать: такие чистые, добрые.

Катя грустно взглянула на стол и больше за вечер так толком глаза свои и не подняла. Когда Нина вернулась, подруги заговорили на всякие общие темы, засплетничали. Пару раз они вспоминали о мужьях, но Светлана ни словом о досках не обмолвилась. Нина же, несмотря на присутствие дочери, высказала всё, чем не устраивал её муж. Особенно зло она отзывалась об их рыбалке со Степаном Фёдоровичем. Звучали слова «дурость», «ребячество», «детство», «жопа» и «козлина». Светлана, когда Нина критиковала Гену, смотрела на Катю, но та и бровью не вела: она думала о своём и печалилась.

Прошло два часа. Стемнело. Женщины переживали за рыбаков. «Не случилось ли чего?», — боялась Нина. Она последними словами ругала мужа за то, что он заставлял её нервничать. Ругала, чтобы меньше представлять подробности возможных происшествий. Тем самым она пыталась убедить Светлану с дочерью, но прежде всего себя, в том, что всё хорошо: разве что напились и не могут закончить рыбалить. Однако, увидев пропущенные звонки от Домрачёва (она записала номер, когда звонила его матери), Нина заволновалась всерьёз и стала упрашивать Катю съездить с Егором поискать их. Катя долго сопротивлялась, уверяла, что всё в порядке (ей не хотелось будить Егора и принижать мужественность Домрачёва в глазах Светланы), но в итоге поддалась уговорам. Недовольный спросонья Егор завёл машину, и они поехали.