Прочь от соблазна - Кэрол Мортимер

Ксандер резко отпустил Саманту и отошел от нее.

– Кто причинил тебе боль, Саманта? – Его взгляд стал острым, и внезапная мысль пронзила его. – Это был он, не так ли? Твой бывший муж, – заявил он категорически, – ты виделась с ним утром, после того как отвела Дейзи в школу. Ты договаривалась о встрече с ним?

– Нет. Никогда. – Сэм мгновенно отринула это обвинение. Дрожь отвращения прошла по ее телу только от одной мысли, что она могла намеренно назначить встречу с Малькольмом. Она не хотела больше проводить с ним время.

А разве не это она собирается сейчас сделать, уступая требованиям Малькольма?

Она без сил опустилась на один из стульев у барной стойки, боясь, что колени подогнутся и она упадет на пол.

– Саманта?

– Дайте мне несколько минут. – Она взмахнула рукой, опустила голову и глубоко вздохнула.

– Ты все еще любишь его?

Сэм подняла голову и недоверчиво посмотрела на мрачное лицо Ксандера.

– Совершенно определенно нет!

– Конечно. – Ксандер вздрогнул, когда услышал этот категоричный ответ. – Тогда почему бы тебе… – Он замолчал, тихо вздохнув. – Ты была явно расстроена в субботу вечером, после встречи с ним. Он причинил тебе боль сегодня и снова расстроил. Ты почти в слезах говоришь о нем сейчас. – Он изучающе посмотрел на Саманту. – Что не дает тебе послать его куда подальше? Дейзи. – Лицо Ксандера прояснилось. Он понял, чем Малькольм шантажирует Сэм. – Ублюдок. Он угрожает тебе, используя Дейзи в качестве аргумента, верно?

Волна гнева опять поднялась при мысли о бывшем муже Саманты, смеющем угрожать Саманте и Дейзи. Мало того что этот человек причинил боль Саманте. Только за это одно он заслуживает хорошей трепки. Но мысль, что он может причинить вред Дейзи, казалась совершенно недопустимой.

Ксандер принял решение.

– Саманта?

– Да? – Она подняла голову и посмотрела на него неуверенно.

– Саманта, я… – Он глубоко вздохнул, зная, что должен преодолеть себя. Он осознавал, что у него нет выбора, если он хочет, чтобы она снова доверяла ему.

Ксандер никогда не говорил никому о своем трудном детстве, но, если он хочет, чтобы Саманта открылась ему сейчас, доверяла и верила ему, он должен рассказать ей о себе. Сейчас именно Ксандер должен довериться, поделиться с ней.

И Ксандер действительно хотел этого. Больше всего на свете ему было нужно, чтобы Саманта доверяла ему.

Он сделал долгий, глубокий вздох.

– До двенадцати лет я жил с отцом, который получал удовольствие от того, что избивал меня.

Саманта моргнула раз, потом еще, как будто с трудом понимала, что он только что ей сказал. Без сомнений, так все и было. Его детство вряд ли вписывается в картину очаровательного миллиардера-плейбоя, которую так любят изображать СМИ.

Под этой красивой оберткой скрывалась уязвимость, которой Ксандер, к своему удивлению, готов был поделиться с Самантой.

– Дариуса тоже? – наконец спросила она хрипло.

Ксандер нервно сжал зубы.

– Нет, только меня.

Саманта облизнула сухие губы.

– Что произошло, когда вам исполнилось двенадцать?

Ксандер напрягся.

– Мой отец умер.

Малькольм был сознательно эмоционально жесток, но он никогда не поднимал руку на нее или Дейзи. До сегодняшнего дня, хмуро напомнила себе Сэм. Сегодня Малькольм не чувствовал абсолютно никакого раскаяния, причиняя ей боль. На самом деле она думала, что он наслаждается этим.

Она сглотнула.

– Как?

– Вскоре после того, как я попал в больницу со сломанной рукой и сотрясением мозга, мой отец в пьяном угаре упал с лестницы и сломал шею.

– Я не помню, чтобы об этом когда-либо было в газетах.

– Этого и не было, – подтвердил он резко. – Никто за пределами моей семьи не знает об издевательствах.

Сэм была в ужасе при мысли о детстве этого человека.

– Ксандер…

– Саманта, я рассказал тебе это не для того, чтобы твое сострадательное сердце испытывало жалость ко мне.

– Этого и не будет, – поспешно заверила она его, зная, что гордость этого мужчины не позволит ему принять жалость ни от кого. Ксандер стал уверенным в себе, заботливым человеком по отношению к Дейзи. И сочувствие, которое он только что продемонстрировал Саманте, доказывало, что он поднялся выше своего несчастного детства.

– Даже немного?

– Ну, может быть, немного, – ответила Сэм сердито, некоторая ее часть желала, чтобы отец Ксандера был жив. Тогда у нее была бы возможность поквитаться с ним за Ксандера.

Но какой смысл сражаться за Ксандера, когда она и за себя постоять не может?

Она поморщилась.

– Я должна быть совершенно бессердечной, чтобы остаться невосприимчивой ко всему, что вы мне сейчас рассказали о вашем детстве, – ответила она.

Ксандер почувствовал себя странно сейчас. Он разговаривал с Самантой о своем отце. Он действительно никогда не обсуждал свою личную жизнь за пределами семьи. Никогда. И вот только что он обсуждал это с Самантой. Пусть все затевалось только с целью поощрить ее, заставить почувствовать, что она может доверять ему, и рассказать о бывшем муже. Все же было что-то такое, чего раньше Ксандер никогда не испытывал.

И тем не менее…

Он признался Саманте, чтобы дать ей понять, что она тоже может делиться с ним своими секретами. Но он никогда не думал, что это признание каким-то образом даст ему почувствовать себя… свободно.

Как будто тяжелый груз сняли с его плеч.

И с его сердца.

Ксандер невесело улыбнулся:

– Может быть, ты изменишь свое мнение обо мне, если я скажу тебе, что последние несколько месяцев я боюсь того, что фактически могу быть на него похожим.

– Это абсолютно нелепо, – без колебания ответила Сэм.

Ксандер распахнул глаза от уверенности, звучавшей в ее голосе.

– Что заставляет тебя думать так?

Он улыбнулась уверенно:

– Может быть, я вас почти не знаю, Ксандер, но я все-таки вижу, что вы не в состоянии причинить вред женщине или ребенку. Конечно, вы не хотели, чтобы Дейзи и я жили здесь. И все же вы были невероятно добры к нам обеим. Настолько, что Дейзи теперь обожает вас, – добавила она твердо и, подойдя к нему, положила свою ладонь ему на грудь. – Здесь бьется хорошее сердце, Ксандер Стерн. Доброе сердце, которое хочет защищать, а не разрушать.

Ксандер взглянул на нее испытующе, неглубоко дыша и ощущая тепло ее ладони на своей груди.

– Ты действительно веришь в это? – спросил он наконец.