Солнце любви - Нэн Райан

— Какая муха тебя укусила, парень? Конечно, я ей позволяю ездить. С чего бы мне вдруг не позволять? Есть у тебя хоть один резон?

— То-то и оно, что есть. Как по-твоему, чем они в самом деле там занимаются… вдвоем?

— Я же только что тебе сказал. Они скидывают свои сапоги и…

— Могу побиться об заклад, они там не только сапоги скидывают. Лучше положи этому конец, а не то твоя драгоценная доченька может угодить в беду. — С ухмылкой он пояснил: — Если ты еще не опоздал.

Уолтер Салливен не усидел в своей невозмутимой позе и вскочил на ноги:

— Попробуй только еще раз брякнуть что-нибудь подобное, и я тебя выкину вон из ранчо! Я не выделю тебе ни единого акра земли в Орилье! Ты не только свою сестру позоришь, ты еще намекаешь, что сын Дона не заслуживает доверия! Я этого не потерплю, слышишь? Ты обязан извиниться, черт тебя побери!

Дон Рамон примирительно помахал смуглой рукой:

— Это не обязательно.

Рассердившись не на шутку, Уолтер встряхнул головой:

— Ах ты дьявольщина, да ведь Эми с Луисом — это пара самых славных ребят, какие только могут быть на земле, и мне никогда ни на минуту и в голову не приходило в них усомниться! — Он обошел вокруг стола и встал лицом к лицу с сыном. — Только посмей ляпнуть что-нибудь насчет любого из этих детей, и ты мне за это ответишь! Понял?

Бэрон кивнул, его глаза отсвечивали ледяной голубизной.

— Конечно, папа. Чего ж тут не понять.

— А теперь убирайся отсюда и перестань устраивать всем одни неприятности.

Проводив сына хмурым взглядом, Уолтер вернулся к своему креслу и тяжело опустился в него. Он испустил глубокий вздох и сказал:

— Я приношу извинения за непростительную грубость Бэрона. — Он закрыл глаза и вновь открыл их. — Это моя вина. Я избаловал своих парней, вместо того чтобы заставлять их усердно работать. Я должен был воспитывать их так, как ты воспитал Луиса.

— Amigo[10], кто может сказать, что правильно, а что неправильно? Если я разумно воспитывал своего сына… может быть, это потому, что мы пришли из страны, которая познала, что такое обнищание. Из бедной страны, где человеку приходится действительно упорно трудиться, просто чтобы выжить, где люди готовы жизнь отдать за клочок земли.

Салливен кивнул:

— Да, может быть, ты и прав. Ты богатый и влиятельный человек, но твой сын, никогда не заносится перед наемными работниками, не старается показать, что он выше их. Он трудится изо всех сил… совсем не то, что двое моих лодырей.

Довольный тем, как похвалили его сына, Рамон улыбнулся и вернулся мыслями к годам минувшим.

— Если припоминаешь, и за Луисом в детстве водились такие грешки, как непомерная самонадеянность и заносчивость. Но потом наступил день, когда он пожелал заполучить в свое распоряжение дорогого племенного жеребца, которого я купил в Кентукки, да не просто пожелал, а стал требовать, чтобы я отдал ему того красавца. Я так и поступил. Только вместе с жеребцом передал ему десяток других лошадей. И сказал, что теперь ему придется всех их кормить, купать, тренировать… и вообще делать все, что положено. — Дон улыбнулся, с удовольствием вспоминая, какой тяжкий труд пришлось взвалить на себя его мальчику. — Не каждый способен вполне оценить, насколько это неаппетитное занятие — выгребать грязь из стойл. Оно быстро отучает тебя от мысли, что нет на свете ничего важнее, чем ты сам.

Уолтер усмехнулся:

— Что ж, ты можешь гордиться пареньком.

На это дон Рамон не ответил. Он достал из нагрудного кармана новую сигару, и некоторое время оба друга сидели в молчании. Когда же Дон заговорил, в тоне его слышалась настороженность:

— Уолтер, как ты сказал Бэрону, Луис и Эми просто дети. Но предположим, когда они станут старше, их отношения изменятся? Что, если они влюбятся друг в друга?

— Старина, да разве это не то самое, чего бы хотелось нам обоим? Разве нам не хотелось, чтобы они поженились? Чтобы мои внуки были и твоими внуками? Чтобы Орилья стала по-настоящему общей?

Дон почувствовал, как наполняется радостью его сердце, и коротко ответил:

— Это мое самое заветное желание.

— И мое тоже. Конечно, забегать вперед особенно не приходится… а сейчас это просто двое отличных детишек. — Он от души рассмеялся. — Детишек, которые любят пошлепать босыми ногами по воде.

В сиянии солнечных лучей на вершине скалы стоял обнаженный индеец.

Ниже, на камнях, лежала белокурая девушка, такая же нагая, как и он.

Луис Кинтано стоял не шевелясь на высоком базальтовом выступе у водопада реки Пуэста-дель-Соль. Брызги от обрушивающихся каскадов осыпали его благородную темноволосую голову и гибкое бронзовое тело. Капли воды держались на длинных густых ресницах немигающих черных глаз, прикованных к прекрасной обнаженной белой девушке, что лежала внизу.

Эми Салливен лежала на гладком плоском камне на берегу холодного прозрачного потока, в густой спасительной тени высоких серебристых ив, ограждающих ее светлое обнаженное тело от испепеляющих лучей жгучего солнца пустыни. Там, рядом со спокойной рекой, она лежала распластавшись на своем каменном ложе, во всю длину вытянув стройные ноги и прижав к камню ладони широко раскинутых рук. Ее распущенные золотистые волосы веером разметались вокруг головы. Густые темные ресницы были полуопущены, прикрывая яркие синие глаза, прикованные к красивому обнаженному индейцу, что стоял на высоком уступе.

Лето подходило к концу.

Убывающие дни знойного сентября вскоре должны были смениться чуть более прохладными октябрьскими днями. С того самого июньского полдня, когда Эми спустилась с подножки вагона и увидела Луиса, ожидавшего ее прибытия, они уже не замечали вокруг никого, кроме друг друга. Они лишились сна. Они еще пытались обороняться против того, что — это понимали оба — в один прекрасный день должно было случиться.

Сегодня этот день настал.

Доскакав до реки и спешившись, они немедленно начали раздеваться. Но Луис, скинув только рубашку и сапоги, на этом остановился. Опустив руки, он молча наблюдал, как Эми высвобождается из своих плотных брюк. Оставшись только в нижнем белье с кружевной отделкой, она принялась заплетать свои пышные волосы в тугую золотистую косу, а потом, взглянув на юношу, нахмурилась и спросила:

— Чего ты дожидаешься? Снимай штаны! Он не послушался.

Он продолжал всматриваться в нее таким испытующим взглядом, что щеки у Эми залились ярким румянцем. На ладонях у нее выступила испарина. Самый воздух, которым она дышала, был насыщен возбуждением и ожиданием.

Луис шагнул вперед и остановился, глядя на нее с высоты своих шести футов. Рослый, худощавый, сильный. Откинув голову и встретившись с ним взглядом, она задрожала. Он обвил длинной рукой талию Эми, привлек девушку к себе и поцеловал так, как еще никогда не целовал прежде, — медленно разгорающимся, полностью подчиняющим поцелуем, от которого коленки у нее подогнулись, а тело словно начало таять.