Клинок предателя - Себастьян де Кастелл

Умирающий парень, которым я прикрылся, как щитом, сполз на землю, и я сразу увидел, как на меня нацелился другой арбалетчик. Я отскочил вправо и поднял руки, чтобы закрыть лицо.

Стрела пролетела очень близко, но, к моему счастью, попала в воина, который подбирался ко мне сзади. Мысль, что капитан Линнийяк отчитает своих арбалетчиков после схватки, подняла мне настроение. Но еще больше порадовало то, что караванщики подхватили последнюю строчку.

Наше время выходило. Мы справились с половиной отряда, а это означало, что у арбалетчиков появились шансы. У Брасти по виску текла кровь, он получил сильный удар в голову. Кест расправлялся сразу с двумя, но вышел на открытое место, и если кто-то из арбалетчиков заметит… Ко всему прочему, земля под ногами превратилась в вязкое месиво, и очень скоро кто-нибудь из нас поскользнется или споткнется о лежащее тело. Хуже всего было то, что песня почти закончилась.

Я расправился со стоящим передо мной бойцом, пнув его по ноге, а затем ударив в висок. Кест победил обоих, а Брасти пришлось нелегко, он бешено раскачивался из стороны в сторону, отражая удары мечника. И больше не пел.

Капитан Линнийяк начал отступать и что-то прокричал своим. Два арбалетчика перезаряжались, третий прицелился.

Повинуясь приказу командира, бойцы стали стягиваться назад, и я увидел, что Брасти в пылу поединка не замечает арбалетчика, который прицелился ему в грудь с двадцати шагов. Я постарался отделаться от своих противников в бесплодной попытке успеть прийти к нему на помощь. Кест даже не двинулся: его практичность подсказывала ему, что это бесполезно. Брасти оглянулся и наконец-то заметил арбалетчика, но слишком поздно. Повинуясь рефлексу, он поднял руки, чтобы защитить лицо, – и в этот миг в горло арбалетчика вонзилась стрела. На мгновение всё затопила тишина, никто даже не двинулся с места. Затем я оглянулся и увидел, что рядом стоит караванщик с пустым арбалетом. Блондинчик. «Но верный брат хранит мой караван!» – тихо допел он куплет.

Как говорится в старой пословице, песня быстрее клинка.

Я снова включился в бой. Большая часть отряда Линнийяка уже лежала на земле. На ногах стояли лишь двое, но и они опасливо озирались и отступали назад. Рыцарь посмотрел мне прямо в глаза и вытянул правую руку. Он направил мне в живот взведенный арбалет, позаимствованный у павшего. Обычно рыцари не стреляют из арбалетов: они считают их оружием трусов. Кинжалы тоже годятся лишь воинам, но оскорбляют достоинство рыцаря. За всю свою жизнь я не видел ни одного рыцаря, который прикоснулся бы к арбалету. Но Линнийяк проиграл бой, а этого рыцарь со своими понятиями о чести себе бы не простил. Он видел, как преступники, которых он даже за псов не считал, без оружия побили его людей. Честь его уже не заботила, с досады он и решился пронзить меня стрелой. Рыцарь злобно оскалился, и меня вновь посетило чувство, что мы знакомы.

Затем он рассмеялся, и я его сразу же вспомнил.

Вспомнил этот смех. Поначалу горькие воспоминания лишь коснулись меня будто краем крыла, но затем хлынули и затопили всё вокруг, так что я уже не мог разглядеть ни капитана Линнийяка, ни меча, который я поднял с земли и бросил в него, как мальчишка. Не видел, попал я в него или промахнулся, потому что в глазах стояли лишь пятьсот рыцарей, прибывших в замок Арамор, чтобы низложить короля Пэлиса и объявить плащеносцев вне закона. Я не знал, вонзилась ли выпущенная им стрела мне в горло или лишь слегка оцарапала шею, потому что чувствовал жар, исходивший от руин сожженной королевской библиотеки, от сотен обгорелых томов, которые так много значили для короля. Я не мог понять, зачем кричат Кест и Брасти: чтобы подбодрить меня или предостеречь, что кто-то подбирается сзади, потому что в ушах стоял рев и хохот герцогских рыцарей, которые водрузили голову погибшего короля на шест и размахивали ей над стенами Араморского замка. Этот хохот! Казалось бы, невозможно, но именно по этому смеху я запомнил капитана Линнийяка: для меня он стал одновременно и причиной убрать его с лица земли, и средством.

Я не могу объяснить, что со мной случилось, но ярость вдруг уступила место бездумному равнодушию: мягкому, серому, бесконечному. Впервые со мной такое случилось много лет назад, еще до того, как я познакомился с королем. С тех пор это происходило еще несколько раз, а в последнее время все чаще и чаще. И выходить из этого состояния с каждым разом было все сложней. Именно потому, из глубины безразличия и отстраненности, я был благодарен Кесту за то, что он взял клинок какого-то убитого бойца и гардой ударил меня по голове.

Чуть позже я пришел в себя, обнаружив, что сижу под деревом и смотрю на мертвого капитана Линнийяка и тела его бойцов. Каким образом они так быстро нас догнали? И, что важнее, какое им дело? Известия о гибели Тремонди не могли добраться до рынка прежде, чем мы уехали, а даже если и так, с каких пор рыцари озаботились жизнью и смертью лордов-предводителей? Единственное объяснение – деньги. Некто сообщил капитану Линнийяку, что мы убили Тремонди и уехали с его деньгами. Не слишком благочестивое побуждение, но времена сейчас совсем не благочестивые, и, что бы там ни пели в старинных балладах, рыцари – люди бесчестные.

Блондинчик со товарищи обыскивал трупы в поисках монет и оружия, которое лишним тоже не бывает. Я заметил, что никто их них даже не попытался присвоить найденное, всё складывали на рогожу, которую Фелток расстелил на земле. Там уже собралось достаточно денег: бойцы не бедствовали, а возможно, подстерегли караван не в первый раз.

Оружие Фелток сложил в одну из повозок, монеты разделил между своими людьми. Он подошел ко мне и протянул кошель.

– Законы рынка. Ваша доля, потому что вы деретесь и едите наравне с остальными. Шкурников не люблю, но вы честно заработали.

Я махнул рукой.

– Спасибо, но я их не приму. Мы можем взять лишь оговоренную плату за наши услуги. А это отдай хоть каретнику. Он все еще не поправился, да и за этот раз ему не заплатят.

Трин услышала наш разговор и вмешалась.

– На этом настаивает миледи, – сказала она. – Вы рискуете оскорбить ее, если откажетесь.

– В этом случае, – ответил я, – мы их точно не возьмем.

Фелток покачал головой и рассмеялся.

– Ты серьезно, парень? Никогда не держал вас за монахов.

– Я тоже, – проворчал Брасти за моей спиной.

– Таков обычай.