Иван Грозный. Жены и наложницы "Синей Бороды" - Сергей Нечаев

И вот этот честный боярин был зван на царский пир. Знал бы он тогда, чем все это для него закончится…

Профессор Р. Г. Скрынников пишет: «Царь собрал в парадных покоях Большого Кремлевского дворца членов думы и столичное дворянство… Конюшему он приказал облечься в царские одежды и сесть на трон».

Понятно было, что Иван Грозный что-то задумал, но вот что? А он тем временем преклонил колена и обратился к ничего не понимавшему боярину со следующими словами:

— А что, боярин, хотел бы ты быть царем?

Федоров-Челяднин чуть под землю не провалился, не зная, что на такой вопрос и ответить.

— А на что мне, батюшка, — уклончиво сказал он, — такими мыслями голову засорять, коли ты у нас есть! Ты на престоле сидишь — ты и царь!

— Что же, по-твоему, царь — это только тот, кто на престоле сидит? — разочарованно воскликнул Иван Васильевич. — Нет, это было бы слишком просто!

Иван Петрович Федоров-Челяднин весь сжался от страха, все еще не понимая, что от него хотят.

— Ну, боярин, посиди еще на моем месте, а потом расскажи нам, как себя почувствовал в облачении государевом?

В Большой палате на скамьях полукругом у стен тихо сидели остальные бояре и прочие приближенные к царской особе люди. Все они были в богатых златотканых одеждах и высоких шапках. И сидели все неподвижно, боясь шевельнуться; палата как будто была наполнена манекенами. Наверное, каждый думал лишь об одном: слава богу, не я оказался сейчас на месте Федорова-Челяднина.

А царевы опричники сунули тому в одну руку любимый посох Ивана Васильевича, а в другую — чарку с вином.

— Это тебе вместо державы и скипетра, — пояснил с недоброй улыбкой царь. — С собой-то я сии знаки государевой власти не ношу, в Кремле оставляю. Впрочем, как и жену мою…

Федоров-Челяднин теперь не просто сжался от страха, а весь трясся как осиновый лист.

— Ну, боярин, — продолжал Иван Васильевич, — как тебе быть царем? А хороша ли показалась тебе государыня?

Про Марию Темрюковну говорили всякое. И видели всякое. Пользуясь равнодушием мужа, в последнее время она дошла до крайности. Вопреки древним традициям, она даже показывалась на улицах Москвы в открытых экипажах рядом со своими любовниками. Во всяком случае, говорили, что это были ее любовники.

Н. М. Будаев по этому поводу пишет: «Своим главным фаворитом царица избрала Афанасия Вяземского, но так как князь приезжал в Москву не каждый день, она дарила своим вниманием многих других. Она совершенно перестала стесняться. На пирах, которые устраивались во дворце чуть ли не каждый день, она появлялась простоволосой, что в те времена для замужней женщины считалось совершенно непозволительным».

Несмотря на показное равнодушие, с которым Иван Васильевич относился ко всем слухам о разгульной жизни Марии, он следил за каждым ее шагом. Когда Малюта Скуратов передавал царю последние новости, тот лишь усмехался и говорил: «Узнаю царицу, пусть веселится, а мы за нее Господу помолимся».

У Н. М. Будаева читаем: «Ее похождения с любовниками мало его интересовали, но когда ему сообщили, что царица организует партию, чтобы свергнуть его с престола, он решил принять меры. У Марии действительно зародилась такая мысль, момент для переворота был очень удобен».

В самом деле, царство было буквально истерзано опричниками. Очевидец Генрих фон Штаден рассказывает: «Опричники обшарили всю страну […] на что великий князь не давал им своего согласия. Они сами давали себе наказы, будто бы великий князь указал убить того или другого из знати или купца, если только они думали, что у того есть деньги […] Многие рыскали шайками по стране и разъезжали якобы из опричнины, убивали по большим дорогам всякого, кто им попадался навстречу».

В ответ население стало вооружаться для защиты жизни и имущества, а правительство практически утратило контроль над ситуацией. Иван Васильевич, закрывшийся в любимой Александровской слободе, казался своим подданным каким-то призраком.

Теперь Федоров-Челяднин начал понимать, куда клонит Иван Грозный, что значит его вопрос: «Хороша ли показалась тебе государыня?» В ответ он суетливо заерзал на месте:

— То всегда было царево, не наше. Я на государыню и взора никогда не поднимал, просто ехал позади… Так, для охраны…

В самом деле, это была чистая правда. Он не раз сопровождал покойную царицу в ее поездках. Но они с Марией Темрюковной лишь пару раз «беглым словом перемолвились». Да и не до царицы ему было. Он никогда и в мыслях не имел…

— Ты, небось, думаешь, — продолжал Иван Васильевич, — что царь неблагодарный? Ты мне, дескать, услугу оказывал, а я добра не помню… А я помню, все помню. Видишь, на трон тебя посадил. Ты, наверное, и не мечтал о такой чести? Или мечтал? Говори, этого ты ожидал от короля Польского? Дурак, только я могу человека на трон посадить! Только я! И не тебя одного, но и царицу твою…

— Какую царицу? — сдавленно каркнул Федоров-Челяднин, у которого зуб на зуб не попадал от лихорадочной дрожи.

В ответ царь хлопнул в ладоши, и по этому знаку распахнулись двери, и в них втолкнули женщину в богатом боярском наряде.

— Батюшка мой, Иван Петрович! — вскрикнула она, всплеснув руками, но вдруг испуганно замерла, только сейчас разглядев, где и в каком виде восседает ее муж.

Федоров-Челяднин оторопело уставился на жену, не понимая, откуда та взялась, ведь, уезжая, он оставил ее дома.

— Поди сюда, царица всея Руси! — нарочито приветливо замахал рукой Иван Васильевич, и какой-то опричник снова грубо толкнул боярыню в спину. — Поди сюда, присядь, а ты, Иван Петрович, подвинься малость. Дай жене местечко. Зовут-то тебя как, боярыня?

— Марья… — пролепетала она трясущимися бледными губами.

— Ишь ты! — изумился Иван Васильевич. — И та была Марья, и эта. Немудрено было перепутать… А, Иван Петрович?

Тот не ответил, а Иван Васильевич зло усмехнулся.

— Как я погляжу, ты у нас вообще большой путаник. Свою жену с моей перепутал, Польшу с Московией, верность с изменой…

Лицо царя, красное от отблесков огня и волнения, перекосилось злобой.

— Ты — предатель, и уж не взыщи!

— Батюшка-государь, Иван Васильевич! Помилуй!

Но царь даже не посмотрел на трепетавшего от ужаса боярина.

— Малюта, подь сюда! Быстро!

Малюта Скуратов, шеф «тайной полиции» Ивана Грозного, стоявший рядом с троном, выхватил из ослабелой руки Федорова-Челяднина царев посох и ударил точно в левый висок. Несчастный боярин тут же закинул голову, начал судорожно сучить ногами, но очень скоро притих и вытянулся.

— Поднимайся, собака! — грубо толкнул его ногой царь.

У Казимира Валишевского читаем: «Он подозревает старого Челяднина в заговоре. Отдает его в руки палача? Нет, и этого ему недостаточно. Он сходит с трона, сажает на него опального боярина, земно кланяется ему, величая его царем. Потом вынимает кинжал и наносит несчастному старику удар… “Ты думал сесть на мое место. Так вот же тебе!..”»