Билет в ад - Лоран Ботти

Сердце Шарли сжалось, и она с трудом заставила себя захлопнуть дверцу машины. Потом почти бегом бросилась к телефонной кабинке и, войдя внутрь, торопливо набрала номер.

На другом конце провода слегка задыхающийся женский голос произнес:

— Алло…

— Брижитт, это я, — произнесла Шарли почти шепотом, словно боясь, что кто-то может ее подслушать. — У меня… возникли непредвиденные обстоятельства. Я сейчас на пути к тебе. Ты одна?

Молчание. Потом женщина ответила:

— Нет… но это можно уладить. Минут через пятнадцать я буду одна. Ты можешь подождать?

— Да. Я приеду не раньше чем через полчаса. Я пока еще не добралась до Парижа.

— Хорошо, я буду ждать. У меня уже все готово. Вы останетесь на ночь?

Где-то на заднем плане Шарли расслышала недовольное ворчание. Явно мужской голос.

— Я… я пока не знаю. Все оказалось сложнее, чем я думала. Но в любом случае, я не собираюсь ни во что тебя впутывать. В общем, приеду — расскажу подробнее.

— Хорошо, я вас жду. Только не волнуйся, дорогая. Все будет хорошо.

Шарли повесила трубку. «Не волнуйся, все будет хорошо…» Одна из любимых фраз Брижитт, этой непробиваемой оптимистки…

До сих пор еще ничего не было хорошо. И вообще никогда раньше… Фраза Брижитт напомнила Шарли об этом со всей жестокой очевидностью.

Она обернулась. Между двумя уличными фонарями пролегла тень, пересеченная прядями тумана, которые полностью закрыли от нее лицо Давида за стеклом машины. Были видны только очертания самого автомобиля — нечеткие, размытые, как на акварели. Сердце Шарли сжалось. Но оставалась еще одна, последняя формальность, которую нужно было выполнить, прежде чем вернуться к сыну.

Она сунула руку в сумочку и вытащила айфон Сержа. Он будет как нельзя кстати, чтобы затруднить поиски владельца — если вдруг кому-то захочется определить его местонахождение по мобильнику, прежде чем взламывать дверь дома…

Шарли положила айфон на маленькую металлическую полочку на стене кабинки. Она понимала, что тем самым все глубже увязает в этом деле и увеличивает доказательства того, что совершенное ею убийство было преднамеренным. Но у нее не было выбора: если этого не сделать, у них с Давидом будет гораздо меньше шансов скрыться. Их жизни, точнее, их одна общая жизнь стоила того, чтобы заплатить такую цену: обречь себя на максимально суровое наказание в случае неудачи. Однако при мысли об этом Шарли почувствовала, как у нее закружилась голова.

Затем она вышла из кабинки, быстро преодолела два десятка метров, отделявших ее от машины, и распахнула дверцу, чувствуя огромное облегчение от того, что снова оказалась рядом с Давидом.

— Все в порядке? — спросила она, садясь за руль и захлопывая за собой дверцу.

Давид повернул к ней голову. Его взгляд был каким-то странным, почти невидящим.

— Ты знаешь кого-нибудь, кто живет в доме у озера?

На мгновение у Шарли перехватило дыхание. Она невольно закрыла глаза, пораженная внезапно всплывшими в памяти картинами детства.

Дом у озера… Значит, именно туда им предстоит отправиться?

— Да, — наконец почти шепотом ответила она. — Я знаю кое-кого, кто живет в доме у озера…

— Тогда, я так понимаю, именно туда мы и поедем.

Чуть подрагивающий огонек зажигалки слабо осветил салон «мерседеса». Клео зажгла сигарету, глубоко затянулась и выпустила несколько дымовых колечек, медленно растворившихся в полусумраке.

Закуривая, Вдова всегда испытывала легкое чувство вины перед самой собой: она знала, что от этого становятся заметнее круги под глазами и морщинки в уголках глаз, которые она некогда с таким трудом почти полностью разгладила благодаря пластическим операциям, очень болезненным и очень дорогим. Да, разумеется, курение помимо того может вызвать проблемы с сосудами, инфаркт, рак или еще какую-нибудь дрянь, но самое ужасное, что из-за него женщина сорока с лишним лет почти всегда выглядит на свой возраст, даже если она «хорошо сохранилась», — и никогда моложе. А Вдова никак не могла вообразить себя… старой. Ни даже зрелой. Что может быть ужаснее старого…

…трансвестита, скажи уж прямо, девочка моя.

Несколько лет назад она видела по телевизору интервью с Коко Шанель — точнее, жалкой тенью той, которая некогда очаровывала весь Париж своим волнующим шармом. Старая кляча, ничего другого не скажешь… Нелепая, одутловатая, густо наштукатуренная, цепляющаяся за остатки былой славы, как Гарпагон за свои сундуки с золотом… Кошмарное зрелище! Такой развалине уже не страшен никакой рак: она будет все равно что мертва, пока он до нее доползет. И будет только рада умереть по-настоящему.

Впрочем, это все неважно. Даже если курение ее уродует, оно ей необходимо. Потому что в такие моменты Вдова забывала все свои заботы, все морщины, все оскорбления и несправедливости, которых ей так много досталось от природы и от жизни, и могла в полной мере насладиться своей властью, почувствовать себя одновременно сценаристом, режиссером и, разумеется, суперзвездой, исполнительницей главной роли в захватывающем фильме в жанре черного, даже инфернального кино…

Пару минут назад Жамель вошел в дом Тевеннена, чтобы подготовить почву для ее визита. Подождав еще с минуту, она откроет дверцу машины, неторопливо переместит свои длинные ноги наружу, выйдет и все так же не спеша направится к дому. Приблизившись, она бросит сигарету на землю и придавит ее мыском туфли — медленным, почти сладострастным, по-настоящему женским движением, как будто специально предназначенным для того, чтобы его могли зафиксировать многочисленные кинокамеры, прежде чем она войдет в эту сраную берлогу и покажет этому el cabron,[6]где его настоящее место… покажет в присутствии его жены и сына…

Да, в следующую минуту она снова станет героиней «фильма своей жизни», который она продолжала создавать день за днем, с истинным драматизмом великих творцов…

Негромкий стук по стеклу оторвал ее от мечтаний. Она взяла пульт управления и немного опустила стекло.

— У нас проблема, — сообщил Жамель.

Вдова вошла в гостиную. Представшее ей зрелище окончательно ее разъярило. Гнев, тлеющий у нее внутри с того момента, как Жамель сообщил ей о смерти Тевеннена, означающей окончательную и бесповоротную потерю нескольких десятков миллионов евро, вспыхнул, как лесной пожар.

«Вот, значит, как! — мысленно воскликнула она. — Вот на что уходили мои деньги!..» Снаружи дом Тевеннена ничем не отличался от остальных типовых домов пригородного квартала, зато обстановка гостиной — огромный плазменный экран домашнего кинотеатра, дизайнерская мебель, диваны из натуральной кожи — красноречиво свидетельствовала о нетрудовых доходах ее подопечного и о его пристрастии к роскоши.