Сын - Лоис Лоури

– Моя.

А дети верили, будто Морскую Клэр принесли дельфины. Про это водилось несколько считалочек и игр, но эту версию, конечно, никто не воспринимал всерьез.

Еще были предположения, что она та самая селки из старых сказок: полутюлень-получеловек. Загвоздка, впрочем, была в том, что селки появлялись на берегу обнаженными, а все истории сходились в одном: Клэр все-таки была одета. Да и других признаков волшебства за ней не было замечено. Ни тюленьего, ни русалочьего.

В общем, все знали, что девушку принесло море. Она прожила в поселке несколько лет, повзрослела и исчезла вновь.

На самом деле Клэр выловил и принес в поселок Дед Бенедикт. В море за ней одновременно нырнули несколько человек, включая Большого Андраша, но именно Бенедикт первым доплыл до нее, рассекая волны мощными руками. Именно он разжал ледяные пальцы, цеплявшиеся за доску, закинул руки девушки себе за шею и поплыл обратно, следя, чтобы бледное лицо оставалось над волнами. Добравшись до суши, он положил ее на ледяной песок. Убедившись, что она еще жива, он накрыл ее своим толстым шерстяным бушлатом, который бросил на берегу, прежде чем кинуться в воду. Затем, повернув в сторону ее мокрое лицо, он принялся откачивать ее, прерывисто давя на грудь, пока Клэр не выплюнула воду и не закашлялась.

Большой Андраш действительно присутствовал при этом и действительно сразу решил, что хочет обладать девушкой. Но тогда он не произнес ни слова.

Дед Бенедикт оглядел столпившихся вокруг мужчин.

– Мчи в поселок, – приказал он Гэвину, который бегал быстрее всех, – предупреди Элис, что мы идем.

На скорую руку соорудили носилки из палок и бушлатов. Люди хорошо знали, как это делается: их дети нередко падали с обрывов или переворачивались в лодках; сыновья и братья, ходившие в море, не раз возвращались на берег покалеченными. Женщины порой умирали в родах. Носилки часто использовали, чтобы спасти жизнь или донести тело до кладбища.

Клэр переложили на носилки, и она снова закашлялась. Пока ее несли вверх по холму, пальцы ее были сжаты как у мертвой, словно навсегда вцепились в обломок балки. Но на подходе к вершине она принялась дрожать всем телом и тихо стонать.

В быстро подступающих зимних сумерках мужчины донесли находку до дома Элис, стоявшего на окраине поселка. Время от времени кто-нибудь останавливался и всматривался в море, надеясь разглядеть под темнеющим небом силуэт потерпевшего крушение судна. Но, насколько хватало глаз, виднелась лишь пустая вода цвета олова.

Поселок располагался у подножия неприступного утеса, отделявшего узкую косу от всего остального мира. На этой полоске суши, выступающей из-под скал, время остановилось давным-давно. Здесь ничего не менялось. Даже старожилы не помнили, чтобы в поселок приходили чужаки. Случалось, что кто-нибудь в порыве отчаяния или любопытства решал взобраться на утес, чтобы навсегда покинуть поселок. К отвесной каменной стене вела извилистая заросшая тропинка и прямо под стеной обрывалась. Дальше нужно было карабкаться вверх. Люди калечились или разбивались насмерть. До вершины сумел добраться только юноша по прозвищу Тихий Эйнар. Холодной зимней ночью он крепко поссорился с отцом и ушел из дома, прихватив с собой (или выкрав у отца) самое необходимое. Он добрался до вершины, но повстречал там нечто, что заставило его вернуться. Никто не знал, что это было. На обратном пути Эйнар сорвался с отвесного склона, рухнул в снег и потерял сознание. Но, очнувшись, сумел срубить и расщепить тоненькое деревце, чтобы добраться до отцовского дома на покалеченных ногах. Так он перестал быть Тихим Эйнаром и стал Хромым Эйнаром. Когда в поселке появилась Клэр, ему было восемнадцать, он был неразговорчивым парнем с отчаяньем в глазах. Он пас овец и предпочитал это занятие общению с односельчанами.

Поселок можно было покинуть по морю, но у этих берегов оно было бурным и непредсказуемым. Даже рыбаки, не уходившие слишком далеко от суши, рисковали. Не было в поселке семьи, у которой море кого-нибудь не отобрало бы.

Старуха Элис была беззубой и сморщенной, но с пронзительным взглядом и острым языком.

– Все вон, – приказала она, когда Клэр занесли к ней в дом. Мужчины ушли, и Элис провела рядом с девушкой всю ночь, возвращая ее к жизни. К старухе нередко приносили покалеченных, тех, кого не удавалось вылечить своими силами, а женщины приходили к ней как к повитухе.

Стащив с девушки разодранную одежду, Элис растерла ее грубым полотном, а затем укутала в мягкую овчину. Масляная лампа коптила и давала мерцающий свет. Когда Клэр, наконец, отогрелась, Элис налила в плошку травяной отвар, который приготовила в железном чайнике над огнем, и стала поить ее с ложечки, помогая приподняться в постели. Клэр послушно пила. Сперва понемногу, а потом все более жадно.

– Не спеши, а то стошнит, – сказала Элис. – Как тебя к нам занесло?

Клэр не ответила. Старуха не стала ее торопить. Когда плошка опустела, она позволила девушке откинуться на подушку. Какое-то время та просто лежала и слушала отдаленный рокот волн. Элис достала из сундука костяной гребень и принялась молча распутывать и расчесывать слепленные морем влажные волосы.

Ветер шуршал в соломенной крыше, и Клэр постепенно сморило. Элис накрыла ее шерстяным одеялом и несколько секунд смотрела, как она спит. Юное бледное лицо в обрамлении разметавшихся вокруг прядей. У Элис не было детей, и теперь у нее было чувство, будто море послало ей дочь. Что это подарок лично ей.

Уменьшив пламя в лампе, старуха завернулась в шаль, устроилась поудобнее в кресле и тоже задремала.

Проснувшись утром, Клэр открыла глаза и бесшумно заплакала. У кровати на полу валялись скомканные просоленные тряпки, в которых ее нашли. Клэр посмотрела на них, затем отвернулась. День за окошком дома стоял ясный, как часто случается после шторма. В свете зимнего утра рыжевато-золотистые волосы девушки отливали темной медью.

Элис положила рядом с ней платье из грубой ткани и произнесла:

– Оденься и поешь.

Вздохнув, Клэр надела платье через голову и спустила с кровати покрытые синяками и царапинами ноги. Одна из лодыжек сильно опухла. Осторожно встав, она похромала к столу, где стояла миска с кашей.

– Как ты сюда попала? – снова спросила Элис. – Как ты попала в шторм?

Но Клэр снова ничего не ответила, только молча посмотрела на Элис зелеными глазами с янтарными крапинками. В ее взгляде было удивление.

– Ты не понимаешь наш язык, что ли?

Вопрос, конечно, был нелепым: если девушка не понимала язык, то не поняла бы и вопроса.

– Я Элис, – старуха показала на себя и для убедительности похлопала себя по груди. – Я выхаживаю всех, кому не повезло. Помогаю роженицам. Своих детей у меня нет, но многие в поселке появились на свет через мои руки. Почти никто не умер, только совсем хилые. Я кое в чем смыслю, да и рука у меня, говорят, легкая. Всех, всех несут ко мне: и живых, но хворых, и уже померших. Вот и тебя принесли. Чтобы я тебя выходила или, если не получится, подготовила к погребению.