Сын - Лоис Лоури

Возможно, подумала Клэр, заодно с другими вещами я выучу ненароком что-то и про свою потерянную жизнь.

Большой Андраш стоял на склоне у верхнего поля с озимыми и наблюдал, как загадочная девушка идет по тропинке. Еще несколько недель назад она прихрамывала, и он волновался, что она останется калекой навсегда, как многие, кого перемололо волнами. Отца Андраша много лет назад швырнуло на скалы, когда его лодка попала в водоворот и перевернулась. Одна его рука с тех пор была скрючена. Однако теперь Морская спокойно и уверенно шагала в сторону домика Элис, и походка ее была ровной, а спина прямой. Андраш улыбнулся с облегчением.

На землю перед ним упала тень. Большой Андраш поднял взгляд и замахал руками на ворон, круживших над полем. Нельзя им позволить уничтожить посевы. Зимы здесь долгие, так что все озабочены выращиванием, сбором и хранением урожая; одним морем не прожить. Отец Андраша постарел и сильно сдал, а мать уже несколько месяцев страдала от лихорадки, которая то отступала, то возвращалась. Семнадцатилетний Андраш теперь был единственным кормильцем в семье. Глядя на ворон, он подумал, что неплохо бы соорудить пугало, чтобы защищать поле. В сарае как раз лежала большая тыква. Если удалить мякоть, можно сделать голову и вырезать лицо позлее. Он даже попытался изобразить это будущее лицо, оскалившись, нахмурив брови и раскинув руки, как положено пугалу. Тут Андраш спохватился, что снизу его может увидеть Морская, но девушка уже свернула к поселку и скрылась из вида. Ему хотелось выглядеть для нее рассудительным и работящим, настоящим взрослым мужчиной, а не дурашливым юнцом.

Выяснилось, что она боится животных.

Как-то раз Клэр увидела у Эрин на руке бурундука, прикормленного девочками и мирно грызшего семечки. Она испуганно отшатнулась.

– Не бойся, это же просто бурундучок, – засмеялась Бетана. – Он добрый.

– Можешь его потрогать, – предложила Дельвит. – Он дает себя гладить.

Но Клэр не решилась.

В домике Элис она несколько раз видела мышей и всякий раз чуть не падала в обморок. Она шарахалась от овец. И просто до ужаса боялась коров. Каждый раз, встречая на дороге тощую корову Большого Андраша, мирно что-то жующую морщинистыми губами, Клэр задерживала дыхание и делала крюк, чтобы ее обойти.

– Надо мне научиться понимать животных, – сказала она Элис, раздосадованная своей трусостью. – Даже дети их не боятся.

– Может, тебя обидело какое-нибудь животное в прошлом? – предположила Элис, сидя в кресле за вязанием.

– Не знаю, – вздохнула Клэр. – Мне почему-то кажется, что дело не в дурных воспоминаниях, а в том, что я попросту никогда не видела ни коров, ни овец, ни мышей.

– Но, кажется, рыба тебя не пугает, – заметила Элис.

– Рыба почему-то выглядит знакомо, – помедлив, сказала Клэр. – Я как будто знаю, что она не причинит мне вреда. И мне даже нравится, как чешуя серебрится.

– А птицы?

– Птицы тоже странные. Они летают! И у них такой клюв… я даже к маленьким привыкнуть не могу.

Деревянные спицы щелкали друг о друга в старческих руках.

– Знаешь, – произнесла Элис, помолчав, – я придумала. Хромой Эйнар неплохо ладит с птицами. Я попрошу его поймать одну, и мы возьмем ее домой.

– Домой?!

– Ну да. Будет вроде живой игрушки. Эйнар сплетет для нее из прутьев клетку.

Клэр растерялась от этой идеи, но кивнула. Надо же было с чего-то начинать.

* * *

Как-то раз, прогуливаясь босиком по пляжу, она снова стала свидетельницей игры троицы подружек. Вооружившись палками, они расчертили себе на песке дом и теперь обустраивали его при помощи всего, что валялось вдоль берега.

– Это, чур, моя кровать! – объявила Бетана, взбивая охапку водорослей.

– А вот нам чашки на кухню! – Эрин расставила в ряд пять ракушек, потом торжественно подняла одну и сделала вид, что пьет.

Дельвит нашла среди камней толстую ветку, сорванную с одного из деревьев никогда не утихавшим ветром, и притащила в «дом».

– А вот нам метла! – она тут же принялась мести песок. – Ой, погодите-ка, ее надо починить.

Девочка аккуратно отломала от «метлы» лишнюю веточку и отбросила в сторону, почти к ногам Клэр. Та подобрала ее. На сыром песке отчетливо виднелись следы ее собственных ног. Опустившись на корточки, она задумчиво вычертила на песке загогулину. Небольшая волна тут же беззвучно ее слизала, оставив ровное место. Клэр вывела букву К, подождала, пока волна ее смоет, потом Л и снова подождала – и так, пока дело не дошло до последней буквы ее имени.

– А что ты делаешь?

На буквы упала тень. Клэр подняла голову и увидела Бетану.

– Пишу свое имя, – ответила девушка и, отступив подальше от кромки воды, снова вычертила в песке четыре буквы.

– Я тоже хочу, – восхищенно сказала Бетана, но, когда Клэр протянула ей веточку, смущенно покачала головой.

– Ну, не стесняйся. Напиши свое имя рядом.

– Как это? – спросила девочка.

– Берешь и чертишь буквы в песке.

– А что такое буквы?

Клэр опешила, но потом поняла, в чем дело. Девочки просто еще не учились.

И тут она внезапно вспомнила себя за учебой.

Школьный учитель объяснял связь букв со звуками. Школа! Туда ходили все дети. Было много других детей.

А потом воспоминание растаяло. Вокруг были только утес, холмы, домики, море и лодки вдалеке.

– Когда вы пойдете в школу? – спросила Клэр.

– Что такое школа? – снова не поняла Бетана.

Как объяснить? Она ведь и сама не знала. Не помнила. От прошлой жизни с ней все еще оставалось лишь собственное имя и, оказывается, навык его писать.

Клэр еще раз взглянула на четыре буквы в песке и стерла их ногой, а веточку выбросила в блестевшие у воды бурые водоросли.

Элис между тем отправила к Хромому Эйнару Бенедикта. Через некоторое время парень появился на пороге ее хижины с самодельной клеткой; внутри сидела маленькая птичка.

– Принес, – сказал он, прислонив свои палки к дому старухи.

Эйнар с детства был не из разговорчивых, а беда сделала его совсем замкнутым. Его попытка уйти из поселка многих восхищала: дорога вверх по утесу была опасна для жизни, а мир за вершиной – неизвестным и наверняка полным опасностей. Побег требовал большой отваги, как и возвращение. Поэтому люди сочувствовали ему и даже простили кражу у отца: все знали, что тот был жестоким и несправедливым.

Но сам Эйнар не мог себя простить за то, что вернулся. Так и жил, погруженный в немой стыд.

– Это мальчик. Певчий, – сказал он, вешая клетку на дерево рядом с входом в дом. Дождавшись, когда клетка перестанет раскачиваться, а птичка – сердито встряхивать яркими крылышками, Хромой Эйнар снова взял палки и, опираясь на них, медленно побрел прочь.