Две сестры и Кандинский - Владимир Маканин

— Ладно. Разошлись. Я сам по себе… Но я, Пал Палыч, хочу просить вас.

— Садись сюда.

— Просить…

— Просят не так. Я же сказал — садись ближе.

Артем (еще выдерживающий характер) и Босс (уже принявший звездное решение) сидят друг против друга..

Но вот Артем придвигается вместе со стулом — как бы даже не к Боссу, а к незаставленному краешку стола. Чтоб вроде бы развязно выставить локоть. Видок у него все равно нехитрый, жалковатый. Но Артем идет на это. Из просительной — из бомжеватой тактики.

В полупоклоне. К чистому краешку стола:

— Зарплату.

— Что?

— Зарплату этого месяца не отбирайте. Оставьте ее мне.

Стратег, он рядом, и он опять знает наперед, что сказать: — Однако нет!.. Извините! Деньги — знак равенства. Деньги — это примирение. Нет и нет!.. Пал Палыч, оставляем политика на его вчерашних сухариках!

Смишный участвует тоже, кричит:

— Оставь его голым, Пал Палыч… Ни копейки. Пусть уже завтра начнет ходить с протянутой.

Босс: — Значит, Артемка, молчим про фонд? про контракт?.. Молчанка?

— Да.

— Значит, и в глаза друг друга не видели?

— Да.

— А почему… или, лучше сказать, зачем… зачем я оставлю тебе зарплату за месяц?

— Затем. Я этот месяц отработал на вас. Уже двадцать восьмое.

Инна недовольно, почти оскорбленно вскрикивает: — Артем!

И Художник кричит ему из далекого далека — через чужой, ставший чужим стол: — Константа, заговори наконец! Скажи. Вруби им что-нибудь!

В подхват снова Инна: — Артем!.. Где твоя отвага?

Босс: — Помню, ходил с этой отвагой по моему складу — пиджак выбирал. Артемчик ты наш!.. Долго выбирал. Я уже там почувствовал… Кто идет в политику, кто лезет в гору круто, пиджак так долго не выбирает.

— Этот самый пиджак?

— Этот.

Второй художник слегка протрезвел: — Буль… Буль… Буль… Артем… Неужели так долго выбирал?

Свой-3: — Хороший обалденный пиджак видно сразу. Я бухгалтер, я знаю.

Художник взывает через весь стол: — Артем!

Босс: — Снимай, Артем. Мне пиджак не нужен. Фигня! Мне и сто пиджаков не нужно. Мне только истина… Нехалявная… А нехалявная в том, что такой правильный пиджак ты, Артемка, не вполне отработал.

Артем молчит.

В своем конце стола уже воет оскорбившийся за человека Художник. В праведной ярости: — Константа! Где твой знаменитый голос! Где ты? Куда ты делся…

Размахивает руками:

— Артем! Мы обойдемся. Как-нибудь пробьемся без толстых задниц!.. Почему ты молчишь?

Артем растерянно, с заострившимся лицом: — Выбили из колеи. Это шок.

Смишный, с остатками исходящего яда: — А уж какой у нас шок!

Гнев в открытую — роскошь. Как праздник… Но честный толстосум может себе праздник позволить.

— Я деньги в тебя вложил. Знаешь, какие деньги!.. Не знаешь! — Босс выхватил из портфеля новую порцию «артемкиных» бумаг, чтобы вновь рвать напоказ.

Рвал публично — умело, резко, звучно.

Но если ту, первую часть бумаг он с практичной прохладцей определил в руки Ольге, то теперь, в позволенной себе минутной ярости, новую порцию рвани он надумал швырнуть прямо в лицо Артему.

Инна, вот кто бросается между ними. Не допустить столкновения!

— Ну ты, козел!

После чего Телохран, он начеку, тоже бросается в баталию: — Ты что?!. Девка? Ты кому?.. Ты что такое сказала?!

— Сказала что хотела!.. Я не ты — я свободный человек!

Замахнувшийся было на Артема, Босс все-таки одумался, сдержал порыв: — Ну-ну, девочка. Спокойней. Да, да, я козел… Здесь все козлы. Разве я с тобой спорю?

И как бы в рифму Босс устраивает бумажную рвань Инне в руки.

— Держи, держи и ты, девочка. Сейчас у всех проблемы с мягкой бумагой.

Сестры рядом. У обеих женщин в руках, не знают, куда деть, только что обесцененные умершие листки.

Артем сидит молча, умерший политик.

Ольга тихо зовет его: — Артем. Уходим отсюда.

Артем встал. Снял пиджак, вешает на спинку стула. Машинально обил ладонью, разгладил пиджачные плечи.

Босс продолжает свое — с неожиданным просветлением в голосе: — Ходил он кругами по моему складу. И долго-долго выбирал. Всего-то пиджак. И так виновато мне блеял: «Хочется поярче…» Ах, как долго выбирал… Я всё присматривался, что, мол, это за будущий политик!

Босс поднялся со стула. Конец фильма.

Артем: — Зарплату мою за месяц.

Они стоят друг против друга.

— О!.. Вот-вот. Уже появляется интонация. Та самая, что на складе.

Унижение — колодец, не выпивается до дна.

— Зарплату за месяц.

— Да, да, еще разок проси. С интонацией… Уже получается… Мне, мол, очень надо.

— Зарплату за месяц. Мне очень надо.

Ольга, чуть ли не со стоном: — Артем!

Босс итожит: — Ладно. Жируй.

Обернулся к напрягшемуся Телохрану: — Принесешь ему деньги сюда… Все в точности. Рубли и копейки. Завтра же. До обеда. Но с какой бы второй просьбой он ни сунулся — в шею.

Голос Босса густеет:

— Фигня… Чтоб ноги его больше не было! Возле нас!.. Чтоб носки его интеллектуальные нам… мне… мне больше не воняли!

Главный человек ушел. Телохран вместе с ним.

* * *

Остальные, откушавшие гости, на минуту-две задержались, не решаясь сопровождать главного и гневного. Не решаясь даже близко к нему быть! кашлянуть, скажем! в такую минуту!

Но вот теперь он ушел. Теперь жизнь проще. И легкий ветерок стадной свободы!.. Допить-доесть!.. Доверху, в перелив, они грузят винцо в непросыхающие бокалы. Что там ни говори, какой обед оборвался! Скомкался!

— Сваливаем! Уходим!.. За стол заплачено!

— Ловить нечего.

— А ведь событие!.. Константа едва не попал в Думу.

— Однако зарплату себе отсосал! И пиджак… вот он… Пал Палыч ему оставил!

— С пиджаком обгадили классно!

— На ТВ картинка не пройдет. Зато считай, что она уже во всех газетах!

Но ведь, уходя, чего-то хочется сверх. Вроде как недогуляли! Не до самого пупка.

— Что?

— Константа труп.

— А давай его баб возьмем?