Эммануэль - Эммануэль Арсан

– О нет, наоборот! Это прекрасно! – воскликнула Эммануэль стакой горячностью, что Би даже умилилась.

– Но у вас самой такая прелестная грудь, – заметила она. –Мы с вами удивительно контрастируем. Но Эммануэль нельзя было переубедить.

– Что хорошего иметь большие груди? Их можно сколько угодно видетьна журнальных обложках. А вы совсем не похожи на других женщин. Это-то ивеликолепно.

Голос ее стал немного глуше:

– Я никогда не видела ничего более волнующего. Честноеслово, я не шучу.

– Знаете, признаюсь вам, – поведала Би, медленно снимаяюбку, – мне это даже забавно. Мне, конечно, не хотелось бы, чтобы у меня былималенькие груди, но вообще не иметь грудей – в этом есть даже что-тоюмористическое, какой-то изыск. И я долгое время боялась – вдруг моя грудьначнет увеличиваться, и тогда я потеряю всю свою самобытность. И знаете, скакой молитвой обращалась я к Богу? «Боже Всемогущий, сделай так, чтобы у меняникогда не было настоящих грудей!» И я, наверное, была пай-девочкой, потому чтодобрый Бог меня услышал.

– Какое счастье! – откликнулась Эммануэль. – Это было быужасно, если бы ваша грудь выросла. Я вас люблю именно такой!

Да и ноги Би были замечательны: длинные, с такой чистотойлиний, словно их писал какой-то великий художник. Узкие бедра дополняливпечатление рафинированности и породы. Но окончательно поразило Эммануэльзрелище, открывшееся перед нею, когда Би сняла трусики. Лобок был начистовыбрит. Эммануэль никогда не видела, чтобы эта часть тела так отчетливовыделялась внизу живота и чтобы в ней было столько кричащей женственности;ничто на свете не могло быть более красивым и более зовущим к любви. Отсутствиеволос лишало таинственности расселину, ведущую в глубины тела. Она была открытавзору и влекла погрузиться в темную влажную глубину. Контраст этой вызывающейженственности с бюстом Феба был потрясающ. Эммануэль не могла оторвать взглядаот наготы своей новой знакомой, и ей показалось, что кто-то трогает рукой и еесамое. «Надо, – сказала она себе, – чтобы Би сделала это сейчас же, чтобы онараскрыла створки чудесной раковины, эту расщелину, эту трещину. О, этарасщелина, посмотришь на нее – и дрожь охватывает тебя». Она уже приоткрылагубы, чтобы попросить Би о такой милости, но Би опередила ее. Повернувшись кдвери спальни, она спросила: «Это душ?»

Эммануэль вздрогнула и, не в силах уже владеть собою,выдохнула:

– Пошли!

Гостья замерла перед распахнутой дверью и… рассмеялась:

– Но мне хотелось освежиться, а не выспаться, – сказала она.

Неужели она вправду решила, что ее пригласили вздремнутьчасок, или она притворяется невинной, подумала Эммануэль. Она посмотрела прямов глаза своей обнаженной подруги и – увы – не увидела в них никакого намека.

Она приблизилась к Би.

– Ладно, мы займемся любовью под душем, – сказала она твердои решительно.

Разные души были в этой комнате, подлинном храме омовений.Один укреплен в потолке, другой – в стене, а третий, на конце длиннойколенчатой трубки, можно было взять в руки и направлять куда захочешь. Стоярядом под перекрестными струями всех трех душей, обе женщины повизгивали отудовольствия. Эммануэль, чтобы не намочить волосы, собрала их на голове вколоссальное сооружение и сравнялась ростом с Би.

Она сказала Би, что хочет ей показать, как можноиспользовать гибкий душевой шланг. Держа шланг в одной руке, другой она обнялаподругу и попросила ее расставить ноги.

Би улыбнулась и послушно выполнила просьбу. Эммануэльнаправила сверху вниз, прямо на лобок американки струю теплой воды, потомприблизила ее и начала водить то спиралями, то вертикально, то по горизонтали.Видно было, что ей хорошо знакомы правила этой игры. Вода струилась по бедрамБи.

– Хорошо? – спрашивает Эммануэль.

Би молчит, только утвердительно кивает головой, но спустяминуту признается:

– О, очень хорошо.

Не переставая манипулировать душем, Эммануэль подаетсявперед и берет губами малюсенький сосок Би. Руки Би ложатся на затылокЭммануэль. Зачем? Чтоб оттолкнуть или прижать к себе покрепче? Эммануэльплотней смыкает губы вокруг этого кукольного соска, трогает его кончиком языка,посасывает. Он тотчас же вырастает под этой лаской, и Эммануэль выпрямляется,торжествуя.

– Вы видите.

И, пораженная, замолкает. Лицо Би утратило чертыбезмятежности и покоя: зрачки серых глаз расширены, губы полуоткрыты. Детскоелицо исчезло, и Би, такая, какую еще ни разу не видела Эммануэль, искаженнаясилой наслаждения, наслаждается без крика, без дрожи, словно ей не хочетсявыдавать всю силу охватившего ее экстаза. Это длится так долго, что Эммануэльначинает думать, помнит ли подруга о ее присутствии. Но вот гримаса страстипостепенно исчезает с лица Би, и Эммануэль жалеет, что это не может длиться вечно.Она так поражена увиденным, что не может произнести ни слова. Би, такжебезмолвная, улыбается ей.

И теперь Эммануэль целует ее в губы. Она стонет отудовольствия, ощущая прикосновение кожи Би к своей. Какая это чудесная ласкасама по себе! А ведь ее можно и разнообразить. Эммануэль еще крепче прижимаетсяк Би, начинает тереться своим пушистым холмиком о гладкий лобок Би. Тадогадывается, чего ищет Эммануэль; она осторожно опускается, откидывается назади принимает Эммануэль на свой живот. Странный вкус ощущает Би на своих губах,вкус ароматного и сладкого экзотического плода. Она чувствует, как судорогапробегает по прекрасному, припавшему к ней телу, и она помогает ему, как умеет.И она слышит слова, в которых звучит зов любви…

Эммануэль начинает намыливать тело своей подруги. Онапринимается за дело, ее руки так ловко скользят между ногами Би, что тавынуждена защищаться:

– Нет, нет, не сразу же, Эммануэль. Я устала, дайте мнесобраться с силами.

Эммануэль дает ей смыть с себя усталость, вытереться, апотом снова припадает к ней.

– Пошли в мою постель.

Би отвечает не сразу, но потом прижимается губами к векамвздрагивающей Эммануэль.

– Да, пошли в вашу комнату, – говорит она решительно.

Опрокинув Би на огромную кровать, Эммануэль вытягивается наней и начинает целовать американку в лоб, щеки, покрывает поцелуями шею,покусывает мочки ушей, грудь. А потом соскальзывает на ковер у подножьякровати, коленопреклоненная, прижимается лицом к обнаженному животу.

– О-о, – стонет она. – Как это сладко! И она щекой, носом,губами трется об эластичную выпуклость.