Операция "Фарш" - Бен Макинтайр

Монтегю и Чамли, каждый по-своему, входили в образ Билла Мартина. Монтегю освоил его подпись. Чамли носил его одежду. Мало-помалу вырисовывалась личность майора Мартина, характер, о котором можно будет судить по содержимому его бумажника, карманов и чемоданчика. Было решено изобразить Мартина обожаемым сыном довольно обеспеченного семейства из Уэльса (валлийское происхождение стало практически единственной чертой, указывающей на подлинную личность Глиндура Майкла). Мартина сделали католиком. Считалось, что в католических странах по религиозным соображениям не столь охотно решаются на хирургическое вскрытие трупа, и возникла мысль, что общность религии будет в данном случае способствовать этому традиционному нежеланию.

Уильям Мартин, которого они изобрели, был умным, даже «блестящим» молодым человеком, трудолюбивым, но забывчивым и любителем широких жестов. Он был не прочь хорошо провести время, не упускал случая пойти в театр или на танцы и тратил больше, чем зарабатывал, полагаясь на денежную помощь отца. Его мать Антония умерла несколькими годами раньше. Они все детальнее прорисовывали его прошлое. Учился Мартин в хорошей частной школе, затем в университете. Он тайком занимался писательством, и у него неплохо получалось, хотя он ничего не опубликовал. После университета он вернулся домой писать, слушать музыку и рыбачить. В нем была некая склонность к уединению. Когда началась война, он поступил в морскую пехоту, но ему пришлось заниматься штабной кабинетной работой, которую он не любил. Стремясь к «более активной и опасной деятельности», он перешел в «коммандос» и отличился по технической части, главным образом в области механики десантных плавучих средств. Он предсказал, что высадка в Дьепе окончится неудачей, и оказался прав. Мартин, заключили Монтегю и Чамли, был «превосходный парень», романтичный и храбрый, но при этом несколько безответственный, непунктуальный и склонный к мотовству.

Перевод:

Ллойдс-банк лимитед

Головной офис.

Лондон, Е. С. 3.

14 апреля 1943 г.

ЛИЧНО

Майору Королевской морской пехоты У. Мартину

Клуб армии и флота,

Пэлл-Мэлл,

Лондон, S. W. 1.

Уважаемый сэр!

Согласно имеющимся у меня сведениям, несмотря на неоднократные письменные напоминания, превышение Вами кредита в размере 79 фунтов 19 шиллингов 2 пенсов по-прежнему имеет место.

В сложившейся ситуации извещаю Вас о том, что, если эта сумма с добавлением пени в размере 4 процентов вплоть до даты платежа не будет в самое ближайшее время уплачена, мы будем вынуждены принять необходимые меры для защиты наших интересов.

Искренне Ваш Э. У. Джоунз, общий генеральный менеджер.

Источником первого свидетельства о характере Мартина стал его банковский менеджер. Монтегю обратился к Эрнесту Уитли Джоунзу, генеральному менеджеру Ллойдс-банка, и спросил его, не согласится ли он написать рассерженное письмо по поводу несуществующего превышения кредита несуществующим клиентом (в анналах британского банковского дела эта просьба, безусловно, уникальна). Уитли Джоунз был, вполне естественно, человеком осторожным. Он указал, что генеральный менеджер головного банковского офиса такими мелкими вопросами, как правило, не занимается. Но когда Монтегю объяснил ему, что не хотел бы «посвящать в это дело» кого-либо еще, менеджер уступил. Такое письмо, сказал он, «иногда может быть послано из головного офиса», особенно «если генеральный менеджер знаком с отцом молодого клиента, чью расточительность необходимо обуздать, и если при этом отец не хочет упрекать сына лично».

Это требовательное письмо было адресовано майору Мартину в Клуб армии и флота на Пэлл-Мэлл. Было решено, что именно там Мартин будет проживать, приезжая в столицу. Чамли получил счет этого клуба, выписанный на имя майора Мартина.

Вообразив себе отца Мартина, Монтегю и Чамли решили, что этот обеспокоенный родитель заслуживает более заметной роли в разворачивающейся драме. Итак, на сцену выходит Джон С. Мартин, отец семейства, «папаша старой закалки», как выразился Монтегю, который, вполне возможно, скопировал его со своего собственного отца, человека отнюдь не бессердечного, но строгого и чопорного. Письмо как таковое написал, вероятно, Сирил Миллз, сотрудник МИ-5. Сын циркового импресарио Бертрама Миллза, Сирил в 1938 году после смерти отца унаследовал цирковой бизнес, а теперь был одним из ключевых членов «группы XX». Уж он-то знал, как произвести впечатление. Письмо было «подлинным шедевром»: полное педантизма и напыщенности, оно рисовало образ типичного отца семейства, чья молодость пришлась на эпоху короля Эдуарда.

Тел. № 98

Отель «Черный лев».

Молд

Сев. Уэльс

13 апреля 1943 г.

Мой дорогой Уильям!

Не могу сказать, что этот отель остался таким же комфортабельным, каким я его помню по довоенным дням. Я остановился, однако, именно в нем, иначе мне пришлось бы еще раз навязать свое присутствие твоей тете, чья малочисленная ныне прислуга и строгость по части экономии топлива (должен согласиться, необходимая в военное время) сделали дом почти непригодным для проживания гостей, по крайней мере моего возраста. Я предполагаю быть в Лондоне 20 и 21 апреля, и тогда мы, несомненно, сможем повидаться. Прилагаю копию письма о твоих делах, которое я написал Гуоткину из «Маккенны и КО». Там ты прочтешь, что я пригласил его на ланч в «Карлтон Грилл» (они, я полагаю, еще работают) 21-го, в среду, без четверти час. Буду рад, если ты сможешь к нам присоединиться. Помни, однако, что ждать с ланчем ради тебя мы не будем, поэтому надеюсь, что если ты найдешь возможность прийти, то постараешься не опаздывать.

Твоя кузина Присцилла просила передать тебе поклон. Она повзрослела и стала разумной девушкой, хотя не могу сказать, что работа в Сельскохозяйственной армии улучшила ее внешность. В этом отношении, боюсь, она пошла скорее по отцовской линии.

С любовью, твой отец.

Чамли и Монтегю уже вошли во вкус и резвились вовсю, изощряясь в изобретательности, в прорисовке деталей, в поворотах сюжета: раздраженный папаша, нехотя улаживающий денежные дела сына, недовольный сестрой, которая хозяйничает в семейном доме, и вынужденный из-за этого остановиться во второразрядном отеле; кузина Присцилла, неглупая, но толстоватая и, можно предположить, чуточку влюбленная в старшего кузена Билла; упоминания о лишениях военного времени с его карточной системой; живописная клякса на первой странице. В каждом слове поддельных документов сквозило едкое чувство юмора, присущее Монтегю.

Пока набрасывались общие контуры жизни Мартина, Чамли занялся сбором мелких вещиц, какие могли находиться в карманах и бумажнике у офицера военного времени. Маловажные сами по себе, они были существенны для общей картины. На современном шпионском жаргоне это называется «карманный мусор»: всякая мелочевка, которая накапливается у каждого и может говорить о том, что это за человек и где он побывал. «Карманный мусор» Мартина включал в себя «книжечку» почтовых марок (две были оторваны), серебряный крестик на цепочке, медальон с ликом святого Христофора, огрызок карандаша, ключи, пачку сигарет «Плейерз нэйви кат» (их традиционно курили на флоте), спички и использованный двухпенсовый автобусный билет. В бумажник ему положили пропуск в штаб-квартиру «Совместных операций», который был просрочен, что лишний раз свидетельствовало о его беспечности в вопросах безопасности. Сотрудники подразделения 17М, которые все были в курсе операции, добавляли свои собственные штрихи. Долго обсуждали, какой именно ночной клуб Билл облюбовал. Марджери Боксалл, секретарша Монтегю, раздобыла приглашение в «Кабаре» — модный лондонский ночной клуб. Оно должно было свидетельствовать о пристрастии Мартина к веселому времяпрепровождению. Возник, кроме того, оторванный клочок письма, отправленного Биллу с некоего адреса в Пертшире, с обрывками каких-то романтических сплетен: «…в последний момент — и это было тем более обидно, что раньше он с ней практически не встречался. И все же, как я ему тогда сказал…» По почерку узнается рука Джона Мастермана.