Охота на ведьму - Астрид Фритц

К вечеру схватки усилились настолько, что Эльзбет едва не потеряла сознание. Я как раз зажгла обе коптилки, когда Гертрауд приказала мне принести с кухни ведро теплой воды, гревшееся у печи.

– Только проверь, чтобы вода ни в коем случае не была горячее твоей руки. И поторопись, между схватками проходит всего двенадцать вдохов!

А когда я вернулась в спальню с тяжелым ведром, ребеночек уже появился на свет! Он неподвижно лежал у ног Эльзбет на льняном покрывале и выглядел просто ужасно – тельце покрыто кровью и слизью, череп будто смят, лицо все в морщинах, как у дряхлого старика, к тому же от живота тянулась уродливая голубоватая пуповина, похожая на кишку. Я остолбенела от ужаса – может быть, в полумраке какой-то демон подложил нам вместо младенца подменыша?[72]

– Дитя родилось здоровым, – сказала повитуха.

Я потрясенно уставилась на нее.

– Но… как оно выглядит!

– Поэтому нам нужно его выкупать. – Гертрауд уже совсем успокоилась, глядя, как малыш шевелится. – Но вначале нужно перетянуть пуповину. Подай-ка мне нить. И пропитай повязку оливковым маслом, вон оно.

Не прошло и получаса, как я взяла на руки новорожденное дитя, розовенькое и чистое, завернутое в теплое одеяльце. Ничего демонического в нем больше не наблюдалось. Глядя в его огромные темно-синие глазенки, я растрогалась до слез.

– Какая прелесть… – прошептала я. Держа это крошечное существо, я почувствовала, как меня охватывает всепоглощающее чувство нежности.

А потом я перевела взгляд на обмякшее тело Эльзбет на стуле. Ее глаза все еще были закрыты. Матерь Божья, неужели она умерла?

– Гертрауд! Что с ней?!

– Потеряла сознание от усталости. – Повитуха похлопала Эльзбет по щекам. – Приходи в себя, девочка моя. Все хорошо, твое дитя нужно покормить.

Щурясь, Эльзбет со стоном выпрямилась.

– Оно здорово?

– Да. – Гертрауд улыбнулась. – А следующие роды будут намного легче, вот увидишь. – Она осторожно забрала у меня младенца, приложила его к груди Эльзбет и объяснила, как его держать, чтобы он мог есть.

– Не хочешь узнать, кто это?

Эльзбет слабо кивнула.

– Мальчик или девочка?

– Девочка. Вы имя уже выбрали?

– Нет. – Глаза Эльзбет наполнились слезами. – Рупрехт хотел мальчика.

– Чепуха. Господу было угодно, чтобы у вас родилась девочка, значит, на все воля Его. А твой Рупрехт привыкнет. И вообще, где он был все это время?

Только сейчас я поняла, что Рупрехт ни разу не дал о себе знать. Во дворе и в мастерской уже давно царила тишина.

Эльзбет осторожно погладила кроху по темному пушку на голове, будто боялась прикасаться к нему.

– Наверное, сидит с подмастерьями в «Быке», – прошептала она и умоляюще посмотрела на меня. – Ты можешь сходить к нему? И сразу ему сказать, что у меня всего лишь девочка?

– Всего лишь? Этого я точно ему говорить не буду! Кроме того, раз он тут не появлялся, можно не спешить.

– Это уж точно, – поддержала меня повитуха. – Теперь дождемся последа, вымоем тебя, и ты наконец-то сможешь лечь.

– Последа? – Я сглотнула. Судя по всему, что мне рассказывали, выход последа – самая мерзкая часть родов.

– Сходи-ка ты в кухню и приготовь Эльзбет супа, чтобы она набиралась сил. – Гертрауд рассмеялась. – Я там все подготовила. А мы с тобой выпьем вина на травах, я его в кладовой видела. И не торопись возвращаться.

Когда подмастерье Рупрехта с факелом привел меня домой, уже стояла глухая ночь. Я на цыпочках поднялась в свою комнату, чтобы не будить папу, но стоило двери скрипнуть, как он в ночной сорочке явился ко мне с лучиной в руке.

– У твоей подруги все в порядке? – взволнованно спросил отец. Похоже, он ничуть не рассердился.

– Да, хотя все это продолжалось ужасно долго. Родилась девочка. И сразу смогла пить молоко. Эльзбет так измучилась, что заснула прямо во время кормления.

– Я рад, что с ними обеими все в порядке.

Я не стала говорить папе, что Рупрехт не удостоил дочь и взглядом, когда я привела его из трактира, где он успел порядком напиться. Юркнув под одеяло и вздохнув от навалившейся на меня смертельной усталости, я поклялась, что никогда не выйду замуж.

Сентябрь 1484 года

После молитв за церковь, весь мир и умерших монахи запели «Отче наш». Оставалась еще коллекта[73], затем Генрих произнесет благословение и вечерня подойдет к концу. В последние месяцы в монастырской жизни царила некоторая праздность, но сегодня, после строгого выговора Генриха, все монахи, кроме двух заболевших, наконец-то собрались на литургию часов – молитву, которая должна была играть в их жизни важную роль. Ну что ж, его внушение все-таки принесло свои плоды, и он мог бы быть доволен собой, если бы не некоторое разочарование с этой привилегией на выдачу индульгенций. Крамер надеялся, что отпущение грехов захотят получить куда больше горожан. Дело в том, что страсбургский епископ официально разрешил ему использовать часть прибыли от индульгенций на борьбу с «теми женщинами, которые отрицают веру» – «quarundam muliercularum fidem abnegantium». Так Генрих мог бы покрыть расходы, которые неизбежно возникнут во время его поездок для участия в судебных процессах над ведьмами по всей стране.

Неужели жители Селесты так мало задумывались о спасении своей души? После вечерни в их церковь приходило, бывало, по дюжине, а то и вовсе жалких десять человек. Ну да ничего, после того как он попросил обоих городских священников в своих проповедях подчеркнуть важность решения епископа, ситуация несколько улучшилась.

Вначале Сюзанна приходила не очень часто, и это задевало Крамера куда сильнее, чем он мог бы предположить. Выходя после вечерни в дверь в леттнере, он первым делом обводил взглядом собравшихся в церкви. И стоило ему заметить золотистые кудри Сюзанны, как сердце в его груди начинало биться чаще. А если ее не было в церкви, он сердился.

Быть может, он был слишком строг с ней, когда уговаривал ее серьезнее относиться к получению индульгенции для матери. Ее зеленые глаза наполнились слезами, когда он описал ей невыразимые муки души в чистилище, и Генриху захотелось утешить ее, заключив в объятия. Свое отсутствие она объяснила предстоящими родами своей лучшей подруги, что Крамер, конечно же, сразу проверил. А с начала прошлой недели она действительно приходила на проповеди каждый день.

Сегодня он решил при выдаче индульгенции уделить Сюзанне немного больше времени. Тем вечером проповедь для мирян предстояло читать брату Бенедикту, его заместителю в управлении монастырем, сам же Генрих намеревался укрыться от всеобщего внимания и воспользоваться этой возможностью немного понаблюдать за Сюзанной.