По рукам и ногам - Маша Малиновская
Шрифт:
Интервал:
– Игорь… – шепчу, стуча зубами.
Перестаёт рвать, и Котовский резко вздёргивает меня на ноги. Но они словно желе, подкашиваются, голова тяжёлая, и приходится приложить усилие, чтобы удержать её. Он хватает меня за плечи, больно стискивает и грубо встряхивает.
– Совсем одурела?! – никогда не видела его таким злым. – Чем ты думала, идиотка, мать твою?!
– Я п-просто хотела поп-плавать, – зубы стучат так, что становится больно.
– Поплавать, блядь? Даже Микс не полез в воду! А она поплавать?
Страх, боль, обида вдруг взвиваются внутри. Мне так плохо, а он кричит. Почему он кричит на меня?
– Не твоё дело, Котовский! – толкаю занемевшими пальцами его в грудь, но он даже не отшатывается, только сильнее впивается пальцами в плечи. – Захотелось мне! А если и не только поплавать, то что? Моё дело! Ты ничего не знаешь!
Истерика набирает обороты, я уже не контролирую ни эмоции, ни голос, ни тело. Дрожь усиливается. Я снова бью его ладонями в грудь, пытаюсь вырваться, но он держит крепко. А потом щёку мне вдруг обжигает пощёчина.
Раздрай резко сменяется ступором. Я заторможенно поднимаю ладонь и прижимаю к пылающей щеке. Он меня ударил! Но внезапно дыхательные пути снова раскрываются и начинают относительно нормально функционировать. Воздух проходит свободно, наполняя лёгкие, и я могу глубоко вдохнуть.
И тогда начинают течь слёзы. Вся тяжесть выходит солёной водой из глаз, жжёт щёки, и так уже обожжённые морской водой.
– Прости меня, – хватаю его за футболку, судорожно сжимая пальцы. – Прости меня, Игорь.
Котовский как-то вдруг торопеет, застывает. Касается двумя пальцами моей горящей щеки, снова сжимает плечи.
– Ты меня тоже прости. Испугала же. Море не прощает ошибок, Маша.
Слёзы льют ручьём, когда я упираюсь лбом в его грудь. Холодно как-то, зябко, хоть и лето. Колотит и трясёт. И так хочется, чтобы он обнял меня, прижал к себе. Но Кот лишь придерживает меня за плечи. Вспышка эмоций от него тает, и он снова становится отстранённым.
– Мне так жаль, Котик, за всю свою глупость жаль, – но даже его холодность не остановит меня, слишком уж жжёт это всё внутри. Я так давно прокручивала в голове эти слова. – За то, что когда-то натворила. Я ведь сразу всё поняла, Игорь, утром к тебе приползла, но было поздно. Готова была на что угодно, только бы выпросить прощение.
Несмотря на крупную дрожь, что меня сотрясает, и темноту, я замечаю, как крепко сжимается его челюсть и играют желваки. Мокрые светлые волосы прилипли ко лбу, одежда тоже мокрая, но на груди его такая горячая.
– Я ни о чём не прошу. Знаю, что не имею никакого права. Просто…
Просто позволь мне хоть немного подышать тобой. Хотя бы воздухом рядом.
– Идём в домик, тебе нужно согреться.
Игорь приобнимает меня за плечо и увлекает в дом. Мне и правда очень холодно. Летняя ночь сегодня не жаркая, а переохлаждение в воде и нервное напряжение не дают телу расслабиться. Да и алкоголь, смешанный с адреналином, дают своё. Ноги вязнут в песке, больно натыкаются на камешки и подкашиваются.
В домике тихо. Наверное, Лера и Влад уже уснули.
– Сними мокрую одежду и завернись в покрывало, там в шкафу должно быть, – Игорь берёт телефон и набирает кому-то.
Я открываю плетёный шкаф и пытаюсь достать с высокой полки покрывало, но руки не слушаются, меня колотит. Сил совсем не остаётся.
– Она вся синяя, Захар, вода сегодня холодная, ещё и нахлебалась, – Котовский подходит и выдёргивает покрывало, протягивает его мне. – Что лучше? Чай горячий? Душ? Алкоголь?
– Всё хорошо, Игорь, – пытаюсь вставить слово, но он даже взглядом меня не удостаивает. – Не беспокойся.
– Так эффективнее всего? Ладно, понял, – хмурится. – Спасибо, Захар, до связи.
Мне настолько плохо, что уже всё равно, о чём они говорят. Я сжимаю покрывало ледяными пальцами и ухожу в ванную. Кое-как отираю размытую тушь. С большим трудом отдираю от себя мокрую одежду и заматываюсь в одеяло. Но теплее мне не становится. Сознание вязнет. Сил хватает только чтобы прислониться к стене, облицованной кафелем, и прикрыть глаза. В доме и так тихо, но даже те звуки, что доносятся – шум моря, тихий гул холодильника в коридорчике – всё как-то стирается. Понимаю, что сползаю на пол, но контролировать это уже не могу.
Я ведь правда хотела просто поплавать. Поначалу. А потом… Входила в воду и понимала, что обратно не выберусь. И всё равно шла, пока волна не подхватила, а пальцы перестали доставать до дна. Ну а что? Я так устала… Просто хотелось довериться морю, но его волны, как и волны моей жизни, не позволили расслабиться и дрейфовать, отдыхая. Но я не виню море. Оно ведь предупреждало, штормило, шептало, что мне не стоит сейчас идти в его объятия.
Сильные руки подхватывают меня, снова крепко сжимая плечи, приподнимают подбородок.
– Пей давай, – губ касается тёплый фаянс, а потом приятный тёплый чай. Аромат пробирается в ноздри, щекочет. – Тебе нужно согреться. Пойдём.
Почему мне так холодно? Лето же на улице.
Игорь уводит меня обратно в гостиную. Свет тут уже погашен, только приглушённый торшер слабо мерцает в углу. Позволяю Котовскому уложить меня на разложенный диван. Прямо так, укутанную в плед. Подтягиваю под себя зябнущие ноги, когда сверху ложится ещё одно покрывало. А потом он забирается ко мне под оба. Тоже раздетый.
– Иди сюда, – подтягивает к себе, прижимаясь всем своим горячим телом. Только бёдра, кажется, обернул полотенцем.
Я утыкаюсь носом в его горячую шею, сжимаю на груди ладони, и спустя минуту дышать уже получается ровнее, дрожь успокаивается, а тепло растекается по всему моему продрогшему телу.
Мне так хорошо. Знаю, что он просто по совету Захара согревает меня. Но… кто запретит мне мечтать?
Моя тишина. Спокойствие, которого я была лишена столько лет.
Безопасность.
Насколько Игорь отдал мне физического тепла ночью, настолько был холоден утром. Отстранён, будто не он сжимал моё обнажённое тело, прижимая голову к собственной груди.
Но я его не могу винить. Он наверняка думает, что я решила свести счёты с жизнью. Это не так, но и сто процентов обратного я утверждать не буду. Ведь когда вода подхватила меня, я опустила руки. Не пыталась выплыть, вернуться на берег. Доверилась тёмной ночной стихии. Это ли не безволие? А я прекрасно помню, как Котовский рассказывал мне о своей матери. Она ушла из жизни по собственному желанию, не справилась с потерей мужа-алкоголика. Мы редко откровенничали на столь интимные темы, но как-то он сказал мне, что любит мать, но презирает и обижен за этот малодушный поступок. Она бросила их с сестрой, не смогла взять себя в руки ни ради себя, ни ради своих детей. Безволие, да. Так чего тогда я ожидала?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!