Нечистая, неведомая и крестная сила. Крылатые слова - Сергей Васильевич Максимов

судебные поединки. Потому более легкая форма, кажущаяся нам теперь забавной и едва вероятной и выразившаяся потасовками, имела основание удержаться в обычаях народа. Она сумела просуществовать даже до того времени, когда отменены были (в 1556 году) поединки, а дела велено решать по обыскам. На месте поля построена была боярином Салтыковым каменная церковь Троицы, в 1657 году, существующая до сих пор в так называемом Китае-городе, на Никольской улице, и именуемая в церковных актах Троицею в Старых Полях. Предполагая, что если были старые поля, то должны быть и новые, то есть другие места, отведенные для поединков, стараются искать их в названиях других церквей, забывая, что через сто лет по уничтожении поединков место их уже имели полное право называть старым полем. При этом, конечно, впадают в ошибки, увлекаясь и смешивая места судебных полей с действительными полями, то есть пашнями, засеянными хлебом, или безлесными незастроенными равнинами, лежащими за городом. Те и другие присущи были обширной Москве, сложившейся из множества слобод и деревень. Такова церковь Георгия, названная На Всполье за то, что очутилась как раз на окраине, на выгоне, где начинались околица и поля и кончалась группа жилищ за Москвой-рекой, на Ордынке. Такова же и по той же причине и там же улица Полянка. Другой Георгий на Всполье за Никитскими воротами, где теперешний Арбат, еще во времена царя Алексея скудно населенный и отделявшийся от города огромным пустырем, носил прямое название Поля. Третья церковь, Екатерины на Всполье, близ Серпуховских ворот, тоже была на выгоне. Затем ни о каком храме в новых полях ни в актах не упоминается, ни в народных прозваниях не указывается. Некоторые исследователи подозревают еще место поединков в Белом городе, у церкви Пятницы Параскевы, что в Охотном ряду. Может быть, это и так (хотя и не имеется на то прямых доказательств). Да и нуждалась ли правительственная Москва в двух местах, отведенных и огороженных для судебного поля? Не довольно ли было и одного? Для кулачных боев, как особого вида забав, восходящих до глубокой древности, в Москве отведено было также отдельное место на Старом Ваганькове, но бились на кулачки – один на один, стена на стену и сцеплянкой (свалкой) – в Китае, в Белом каменном городе и в Земляном городе (в последнем даже на нашей памяти у Яузского моста). Царь Михаил Федорович прогнал отсюда бойцов и указом запретил народу ходить на Старое Ваганьково смотреть, как бьются знаменитые бойцы казанские, тульские и калужские, из среды которых выделились и прославились: Алеша Родимый, Терёша Кункин, Никита Долговязый, братья Подходкины и Зубовы. Замечательно, что и само название местности, в противоречие нынешнему ее назначению как кладбища, происходит от слова ваганитъся (сохранившегося на севере), что значит: играть, шутить, шалить и проч.

Проюрдонить

Точно так же затребованное для объяснения слово проюрдонить в смысле (согласном и с толкованием Даля) проиграть (либо в карты, либо в кости) и вообще беспутно промотать – не является выражением без смысла, корня и почвы. Всего же менее следует искать то, и другое, и третье у чужих людей и в других языках (как подозревает вопрошающий): оно коренное русское, несмотря на то что и сам В. И. Даль не решился смело зачислить его в число таковых, сказавши вероятно. Он находит в словах юрить, юра и юр сродство с юлить, юла и заподозрил участие в слове чудского корня юр (башка). Дело объясняется очень просто. Говорят в одинаковом смысле и безразлично проюрдонить и проюлить, что указано и Далем со ссылкой на костромской говор, хотя то и другое хорошо известно даже в Сибири за Байкалом, в тамошних каторжных тюрьмах. Здесь, на досуге, за глазами сторожевого бдительного надзора, людьми сильных страстей ведется бесконечная и азартная игра самодельными картами и костями. В играх второго сорта играет главную роль юла, вертушка с гранями по ребру и цифрами, заместо костей, которую вертят пальцами, играя на деньги (по объяснению самого же Владимира Ивановича Даля). Не так давно, на нашей памяти, эти юлки вертелись, юлили гранями одна за другой, пущенные сильной и опытной рукой на столиках в восемь клеток майданщиками или мошенниками на всероссийских ярмарках. Теперь, расчистив на тюремных нарах место от казенных полушубков и собственной рвани, бросают эти юлы тюремные люди, загадывая просто на чёт и нечёт по самому простому способу: надо торопиться и оглядываться. С картами больше возни и опасностей, и притом, когда их отберут, делать новые и долго, и трудно. Юлу не так жалко и отдать надзирателю и легче ее спрятать; к тому же и сделать новую невелика хитрость. Попадется в праздничном приварке для арестантского стола говяжья кость либо принесет ее со стороны сердобольный человек – ее распиливают крученой суровой ниткой, постоянно смачивая ее в растворе золы и березового угля. Один пилит, другой подливает щёлок, чтобы нитка не загорелась и не разорвалась. Садясь с готовой юлой за игру, ведут ее, как и все гуляющие на свободе азартные игроки, особенным счетом, с условными выражениями, как и у клубных игроков в лото и бостон: у юлки девять очков – это лебедь, одиннадцать – лебедь с пудом, пять – петушки, четыре – чеква и т. д. Там же, в этих же каторжных тюрьмах на Карийских золотых промыслах за Байкалом, мне рассказывали следующее – что я и записал в свое время, в 1860 году, и напечатал в своей книге «Сибирь и каторга»: «Здесь деньги на вино и вещи сбываются тем бывалым тюремщикам, которые вышли из тюрьмы на так называемое пропитание и на краю заводского селения, в особой слободке, обзавелись домком-лачужкой, а в ней и юрдовкой, то есть заведением, удовлетворяющим всем арестантским нуждам и аппетиту на вино, харчи и игру. Вещи, сбываемые сюда всегда в наличности, уходили, хотя и на наличные деньги или на обмен ухо на ухо (товар за товар), уходили, разумеется, далеко ниже своей стоимости, например шинель, ценимая в казне в 2 рубля 17 копеек, отдавалась в юрдовках за 75 копеек и самое большее – за полтора рубля». Вообще, следует сказать, что, где только ни производились работы каторжными, везде имелись обязательно, на выгоне, где-нибудь в овраге, эти слободки. Им, по установившемуся повсеместно обычаю, непременно присваивалось название юрдовок по тем же законам, по каким придается имя всяким городским улицам, переулкам, площадям и т. д. Некоторым юрдовкам удалось превратиться в целые селения с сохранением этого названия, к сожалению неизвестного В. И. Далю и, вследствие