Сражение за Тулу - Александр Лепехин

Когда я выбежала на Орловское шоссе, то решила обо всем рассказать в штабе ТРП. Прибежала тот дом, все двери открыты и там никого нет. Я побежала домой. Бегу по обочине дороги. Слышу сзади топот копыт. Обернулась, вижу, мчится конница. Она скакала не по дороге, а по тротуару, в сторону центра города. Около винного завода я перебежала на тротуар и подняла руки. Стала им махать, чтобы кто-то остановился. Но они так быстро мчались объезжая меня со всех сторон, не обращая на меня внимания. Мне стало жутко и обидно, что на меня не обращают внимания. У меня навернулись слезы, я опустила руки и заплакала. Но вдруг последний всадник остановил лошадь прямо передо мной. Лошадь заржала и встала на дыбы. Кавалерист спросил: «Что у тебя дочка случилось? Почему ты здесь?» Тут я ему все и рассказала. Он меня внимательно выслушал, сказал: «Спасибо дочка, за важную информацию. Молодец! Беги быстрее домой». Лошадь опять заржала, встала на дыбы и кавалерист поскакал догонять своих. (Это был отставший полк 31 кавалерийской дивизии (прим. ЛАН)

Я добежала до своего дома и обо всем рассказала маме. Мама заплакала. Что же делать? Куда идти? Мама стала в огороде копать ямки и туда что-то закапывать. Мы с сестрой и с маленьким братишкой стояли во дворе и прислушивались. Где-то совсем рядом были слышны пулеметные очереди. Вдруг мы услышали гул фашистских самолетов, мы их уже различали по звуку. Над нашим домом пролетают самолеты с немецкими крестами. Пикируя друг за другом, они бомбили наши позиции у реки Рогожня и тюрьму. Сбросив бомбы, они улетели. Мы слышали эти взрывы. Вдруг появился еще один фашистский самолет. Пролетал так низко над нашим домом, что когда самолет накренился, то мы увидели голову фашистского летчика в кабине самолета. Он был в больших темных очках, но глаза его были видны очень отчетливо. Он смотрел на нас, мы смотрели ему в глаза. Это было какое-то мгновение. Моя сестра показала ему оба кулака и погрозила ему. Самолет пролетел, а мы, испугавшись, поскорее забежали в дом. Подумали, что сейчас будут и нас бомбить. Но фашистский самолет улетел и больше не появлялся. Он видимо разглядывал результаты бомбардировки. Мама зашла домой и мы стали собираться в путь.

К нам зашла соседка, которая работала на Винзаводе и сказала, что им разрешили брать водки и спирту сколько хотите. Но когда она пришла с ведром, то цистерны были уже пустые. Спирт спустили в канализацию и в р. Рогожню. Да еще с дерева у трека территорию завода обстреливал автоматчик и они ползком со склада готовой продукции набрали бутылок, она взяла несколько четвертинок. Она предлагала пойти на завод и взять водки, пригодится, но мама не пошла и нас не пустила

Утром еще мы узнали, что один фашистский танк, каким-то образом со стороны ул. Агеева сумел заехать на центральный стадион. Нам об этом рассказал комендант стадиона «Пищевик» дядя Ваня Авдеев. Он проживал с семьей на территории стадиона в домике. Я дружила с его дочкой. В его обязанности входило ежедневно готовить трек. Он вставал в 4 часа утра и подметал его, на это уходило очень много времени, а тренировки начинались в 8 часов утра. 31 октября один танк перебрался через речку Рогожню и проехал к стадиону, переехал футбольное поле, там трибун не было, а стояли длинные лавочки. Затем он заехал на Велотрек. Остановился на реке и какое-то время стоял рыча своим двигателем. Потом поездил по Треку и поехал к Центральному входу на стадион у тюрьмы. Но проехать через узкие ворота, предназначенные для пешеходов, не смог – застрял. Он пытался вырваться рыча всей мощью своего двигателя, но ничего не получалось. Наши артиллеристы заметили этот танк и из пушки от нашего дома выстрелили по нему. С первого же выстрела танк разворотило, и экипаж весь погиб. И он долго стоял у ворот стадиона. Бои продолжались. Милиционеры ходили по улицам и кричали, чтобы оставшиеся жители покинули свои дома и ушли в безопасное место. Снаряды рвались по всему городу. Стрельба продолжалась всю ночь и даже утром.

Утром 31 октября стрельба прекратилась, наступила тишина. Мы решили выйти из убежища и пойти домой поспать. Первой стала выходить моя сестра. Как только она стала подниматься по порожкам и ее голова показалась над землей, мы совсем рядом услышали автоматную очередь и по порожкам посыпались пули. Сестра мгновенно пригнулась и сбежала по порожкам в убежище. Мы начали собирать пульки, они были очень горячие. Мы долго, долго не высовывались. Когда стрельба прекратилась и ее очень долго не было слышно, моя сестра подняла с земли палочку надела на нее свою шапочку и стала высовывать ее из убежища. То покажет, потом уберет и эту процедуру она проделал несколько раз. Мы убедились, что нас не обстреливают и выбрались из убежища. Пошли домой греться и поспать.

Потом нам стало известно, что в самом конце нашего сада на высокой груше сидел фашистский автоматчик «кукушка». Он пробрался к нас с Полевой (М.Тореза) улицы, что проходила сзади нашего сада. И все что двигалось, он обстреливал. Он видимо заметил порожки нашего убежища, которые смотрели в его сторону и держал их под контролем. Но потом он из нашего сада перебрался в другое место. Нам говорили, что фашистский снайпер сидел и на территории винного завода. Обстреливал Стадионный проезд и шоссе. А также сидела «кукушка» и на Всесвятском кладбище и оттуда обстреливал улицы Красного Перекопа. Если по дороге шли женщины, то снайпер не стрелял, а если появлялся пусть даже пожилой мужчина, автоматчик открывал огонь.

И вот на следующий день 1 ноября, стрельбы не было слышно, я вышла во двор, подошла к калитке. Хотела увидеть кого-нибудь из военных и рассказать им немецкую «кукушку», которая сидела у нас в саду. Но на улице ни души. Постояла немного, посмотрела и хотела вернуться в дом. Но услышала автоматную очередь у себя за спиной. И полетели пули по забору, по воротам, но левее меня. Я испугалась и отбежала от калитки на улицу в правую сторону и упала на землю. Пули просвистели и в открытой калитке, где я только что стояла. Если фашист начал стрелять справой стороны, то он меня тут же убил. Ведь он меня хорошо видел, неужели решил не убивать девчонку, а только попугать. Трудно сказать, но я пролежала на земле долгое время, все боялась вставать. Автомат замолчал, стрельба прекратилась и ее долго не было слышно. Тогда я ползком перебралась во двор, затем до двери нашего дома. Маме об этом ничего не рассказала, разве можно ее было лишний раз волновать. Она и так ходит и вся дрожит. В нашем саду стрельба прекратилась, видимо автоматчик перебрался в другое место.

В тот день к нам пришел брат моего отца, вернее пробрался к нам, практически на передовую линию. Он увидел, что дом пустой, мы то сидели в убежище. Выйдя во двор он начал нас звать, мы откликнулись. Вдруг по порожкам ударили пули и послышалась автоматная очередь, опять «кукушка». Услышав мужской голос, он открыл огонь по нашему дому и убежищу. Дядя нам громко прокричал, чтобы немедленно собирались и шли на Ряжский вокзал. Что он там с нашим отцом формируют эшелоны на Урал и с последним эшелоном поедут сами вместе с нами на Урал. Прокричал и убежал. Мы очень обрадовались, потому что узнали, что наш папа жив и он на вокзале. Через некоторое время, убедившись, что выстрелы прекратились, мы выбрались из убежища.

В этот день стрельба опять возобновилась. Под самой Тулой шли бои. До нас доносились автоматные и пулеметные очереди. По немецким самолетам стреляли наши зенитки, которые стояли на крыше многоэтажного дома на углу Первомайской и Коммунаров (дом № 64). В ночное время зенитчикам помогали наши мощные прожектора, которые освещали самолет, ослепляли летчика и вели самолет по небу, а наши зенитчики в это время в них хорошо прицеливались и сбивали. Вражеские самолеты очень боялись наших прожекторов. Как только попадал самолет в луч прожектора, то он тут же пытался улететь, но это ему не всегда удавалось.