Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр

Дальше – хуже: как только представители знати региона приняли идеи аль-Газали о мистически постигаемой истине и интуиции (это произошло в течение последующих нескольких веков) и объединили их с достаточно жесткой версией исламского права, появился отличный механизм для подавления свободы мысли. В мусульманском мире не возникло теократии в строгом смысле этого слова, поскольку религиозные учреждения оставались формально независимыми от государства. Также, в отличие от католической церкви, исламу не хватало централизованной власти и управленческого аппарата. Несмотря на это, распространение законов шариата во всех областях гражданской и религиозной жизни фактически превратило государства в теократии; они использовали всю свою мощь, чтобы привести все сферы жизни в соответствие с исламским правом. И последнее стало единственным критерием оценки науки, философии и логики. Этот убедительный тезис впервые выдвинул в 1862 году французский арабист Эрнест Ренан (1823–1892) в своей вступительной лекции в Коллеж де Франс, его поддержал русский историк Бартольд в 1902 году, а недавно – новозеландский ученый Джон Джозеф Сандерс[1452].

С самого основания халифата мусульмане не разделяли светскую и духовную сферы жизни. Со временем они постепенно начали расходиться, особенно в начале правления Аббасидов. Но затем – печальный парадокс! – халиф аль-Мамун снова заставил объединить религию и государство, когда использовал свою власть, чтобы изгнать из рядов богословов и судей – консерваторов и традиционалистов, не принимающих мутазилитский рационализм. Аль-Мамун одержал временную победу, но столкновение халифа и улемов объединило суннитских богословов в единый фронт, который постепенно пришел к власти по всей Центральной Азии. Налицо прямая связь между героическим противостоянием Ибн Ханбаля и аль-Мамуна и не такими уж героическими выпадами аль-Газали против Ибн Сины и рационалистов[1453].

По мере сужения круга открытых для обсуждения вопросов арабский язык, который когда-то был средством коммуникации между далекими друг от друга территориями и мощной силой для распространения новейших знаний, стал играть в основном религиозную роль. Мы отмечали очень медленное распространение книгопечатания в трех великих государствах – преемниках династии Тамерлана: державах Великих Моголов в Индии, Сефевидов в Иране и Османов в Турции. Арабский язык теперь знали только муллы и улемы, но никакой другой международный язык не пришел на его место в качестве связующего звена между Центральной Азией и наиболее динамичными обществами мира. Не появилось и новых Бируни, готовых погрузиться в незнакомые культуры, изучить их языки и извлечь их мудрость.

История эпохи Просвещения в Центральной Азии берет начало около V века до нашей эры и достигает своего апогея в IX–XII века нашей эры. Напомним, что аль-Газали умер в 1111 году, а Омар Хайям – в 1131-м. С этого периода регион оказался в научном (но не в экономическом) застое при хорезмшахах, в состоянии тотального упадка из-за монголов и, наконец, ненадолго возрождается при Тамерлане и его потомках.

Западная Европа в тот же период представляла собой совсем иную картину. Вопреки изначально неблагополучным условиям, быстрый рост населения сопровождался развитием сельского хозяйства (вводом в оборот новых земель) и развитием городов. Последний период резкого подъема в экономике Византии обогатил итальянские города и подтолкнул торговую революцию на большей части Европы. В Италии это привело к развитию новых представительских органов и правовых учреждений для регулирования гражданской жизни. Сначала в Италии, а затем во Франции возродилось римское право: ученые погрузились в давно забытые юридические тексты с таким же энтузиазмом, как жители Центральной Азии ранее погружались в работы Аристотеля, Платона, Евклида и Птолемея. Вскоре школы права стали привлекать талантливых учеников в Болонье и других городах, постепенно меняя европейские законы. Тогда же было систематизировано англо-саксонское право.

Но, несмотря на все эти успехи, в Европе XII века не было ничего, сравнимого с крупными и продуманными городами Центральной Азии с их богатыми научными ресурсами. Влияние работ аль-Газали на мысль арабов и европейцев показывает, что до его смерти в 1111 году Центральная Азия сохраняла научное превосходство над Европой и в равной степени над большей частью арабского мира. Но Западная Европа и Центральная Азия развивались разными путями. Даже без монгольского завоевания Центральной Азии линии, характеризующие их развитие, пересеклись бы к 1300 году и, возможно, затем продолжили бы двигаться в противоположных направлениях. Конечно, был период возрождения при потомках Тамерлана. Но он оказался политически недолговечным и научно односторонним, а закончился обычной междоусобицей и разрухой. Иными словами, начало ослабления превосходства Центральной Азии в научной и культурной сферах датируется XII веком. В долгосрочной перспективе сроки очень важны.

После рассмотрения различных теорий и гипотез об упадке эпохи Просвещения в Центральной Азии пришло время отступить назад и задать более важный вопрос: а нужно ли вообще такое объяснение? За этим поиском причин стоит неявное допущение: если бы тот или иной фактор не вступил в игру, поступательное движение мысли не остановилось бы. Однако великий период интенсивной научной деятельности, эпоха открытий и изобретений продолжалась более 400 лет. Если бы до нас дошло больше информации о веках, предшествовавших арабскому завоеванию, мы могли бы уверенно продлить этот период расцвета еще дальше. Но даже без такого дополнения эпоха Просвещения была в пять раз длиннее, чем жизнь Афин классического периода; на сто лет длиннее, чем вся история Александрии (как научного центра эллинизма) от основания до разрушения ее библиотеки; лишь немного короче, чем весь жизненный цикл Римской республики; длиннее, чем эпоха династии Минь или Цин в Китае, и такая же по длительности, как эпоха правления династии Хань, или вся новая история Японии – от основания сегуната Токугава до настоящего времени. Наконец, она длилась столько же, сколько история Англии со времен Шекспира до наших дней.

Как говорят театралы, эта пьеса долго не сходила с подмостков. Хорошо и правильно рассуждать о причинах угасания страсти к нововведениям или о предполагаемом исчерпании творческой энергии. Но так же, как у нас нет особой надобности в поиске причин смерти 90-летнего старика, нет необходимости и слишком настойчиво искать причины заката этой великолепной эпохи. Конечно, вопрос о том, почему регион в целом находился в состоянии отсталости с конца эпохи Просвещения вплоть до недавнего времени, очень важен, но он включает в себя многие факторы помимо тех, что проявились в период упадка науки. Но это уже будет предметом исследования для другой книги.