Коглин - Деннис Лихэйн

сердце так колотилось, что ему казалось — оно вот-вот не выдержит и остановится; череп словно кто-то разорвал руками; глаза кровоточили. Его явно вывернуло наизнанку, он изблевал на пол желчь и огонь. Он подумал, что уже все, но потом его вырвало снова. Он упал на спину и посмотрел вверх, на Брендана Лумиса.

— У тебя, — Лумис закурил, — какой-то несчастный вид.

Брендан раскачивался из стороны в сторону вместе с комнатой. Джо не двигался, но все прочее обратилось в маятник. Брендан посмотрел вниз, на Джо, натягивая черные перчатки. Рядом с ним появился Альберт Уайт, тоже качавшийся в такт маятнику. Оба посмотрели вниз, на Джо.

Альберт произнес:

— Боюсь, мне придется сделать из тебя послание.

Джо посмотрел вверх сквозь кровь в глазах. На Альберта в его белом смокинге.

— Послание всем, кто думает, что моими словами можно пренебрегать.

Джо поискал взглядом Эмму, но во всем этом качании и шатании не смог найти лифт.

— Послание будет не очень приятным, — продолжал Альберт Уайт. — И я очень об этом сожалею. — Он присел на корточки перед Джо, лицо у него было скорбное и усталое. — Моя мать любила повторять: все происходит по какой-то причине. Не уверен, что она права. Но мне действительно кажется, что люди часто становятся теми, кем им суждено стать. Думаю, я должен был стать копом, но потом город отобрал у меня мою работу, и я стал вот этим. И обычно мне это не нравится, Джо. По правде говоря, я это, черт подери, терпеть не могу. Но я не стану отрицать, что для меня это естественно. Мне это подходит. А тебе, боюсь, подходит проваливать все, за что возьмешься. Тебе надо было просто удрать, но ты этого не сделал. И я уверен… Посмотри-ка на меня.

Голова Джо успела перекатиться на левый бок. Он перекатил ее обратно и встретился глазами с добрым взором Альберта.

— Я уверен, что когда ты станешь умирать, то будешь твердить себе, что умер за любовь. — Альберт горестно улыбнулся ему. — Но опростоволосился ты не поэтому. А потому, что такова твоя натура. Потому, что в глубине души ты чувствуешь вину за то, что делаешь. Вот почему ты сам в глубине души хочешь, чтобы тебя поймали. При этой работе в конце каждой ночи сталкиваешься со своей виной. Вертишь ее в руках, скатываешь в шарик. И бросаешь в огонь. Но ты — ты этого не делаешь, поэтому всю свою короткую жизнь просто ждешь, чтобы кто-то наказал тебя за твои грехи. Что ж, я и есть этот кто-то.

Альберт выпрямился, и у Джо все поплыло перед глазами. Он поймал взглядом серебристую искру, потом еще одну. Он прищурился, чтобы снова видеть четко.

И сразу же об этом пожалел.

Альберт и Брендан все еще слегка покачивались, но маятник остановился. Рядом с Альбертом, взяв его под руку, стояла Эмма.

Сначала Джо не понял. Потом ему все стало ясно.

Он посмотрел вверх, на Эмму. Теперь уже не важно, что они с ним делают. Можно и умереть, потому что жить слишком больно.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Мне очень жаль.

— Ей очень жаль, — пояснил Альберт Уайт. — Нам всем очень жаль. — Он сделал жест в сторону кого-то, кого Джо не было видно. — Увести ее отсюда.

Мощный парень в пиджаке из деревенской шерсти и в вязаной шапочке, натянутой на лоб, опустил ладони на руку Эммы.

— Ты говорил, что не станешь его убивать, — сказала она Альберту.

Альберт пожал плечами.

— Альберт, — произнесла Эмма, — мы договаривались.

— И я учту наш договор, — ответил Альберт. — Не волнуйся.

— Альберт… — повторила она перехваченным голосом.

— Да, дорогая? — Голос Альберта звучал чересчур спокойно.

— Я бы никогда не привела его сюда, если бы…

Альберт дал ей пощечину, а другой рукой разгладил свою рубашку. Он ударил ее так сильно, что разбил ей губы.

Он опустил взгляд на рубашку.

— Думаешь, ты в безопасности? Думаешь, я стерплю унижение от потаскухи? Тебе кажется, что я так и увиваюсь вокруг тебя, ради тебя в лепешку готов расшибиться. Вчера, может, так и было. Но с тех пор прошло много времени, я не спал всю ночь. И я уже заменил тебя другой. Ясно? Сама увидишь.

— Ты сказал, что…

Альберт платком стер ее кровь со своей кисти.

— Отведи ее в эту сучью машину, Донни. Сейчас же.

Могучий парень крепко обхватил Эмму и стал пятиться назад.

— Джо! Пожалуйста, не мучайте его больше! Джо, прости меня. Прости. — Она кричала, лягалась, царапала голову Донни. — Джо, я тебя люблю! Я тебя люблю!

Решетка лифта захлопнулась, кабина пошла вверх.

Альберт присел на корточки рядом с ним, сунул в рот сигарету. Вспыхнула спичка, затрещал табак. Он сказал:

— Вдохни-ка. Быстрее вернешься в разум.

Джо вдохнул. С минуту он сидел на полу и курил, и Альберт сидел на корточках рядом с ним и курил собственную сигарету, и Брендан Лумис стоял и смотрел на них.

— Что вы собираетесь с ней сделать? — спросил Джо, как только убедился, что может говорить.

— С ней? Она же тебя только что заложила со всеми потрохами.

— И наверняка по веской причине. — Он глянул на Альберта. — Была веская причина, так?

Альберт фыркнул:

— Есть в тебе что-то от тупой деревенщины, а?

Джо поднял рассеченную бровь, в глаз ему упала капля крови. Он стер ее рукой.

— Что вы с ней собираетесь сделать?

— Лучше побеспокойся о том, что я собираюсь сделать с тобой.

— Я беспокоюсь, — отозвался Джо, — но сейчас я спрашиваю, что вы собираетесь сделать с ней?

— Пока не знаю. — Альберт пожал плечами, снял с языка табачную крошку, щелчком отправил ее подальше. — Но ты, Джо, станешь посланием. — Он повернулся к Брендану. — Подними его.

— Каким посланием? — спросил Джо, когда Брендан Лумис, зайдя сзади, подвел под него руки и поднял, заставив выпрямиться.

— «То, что случилось с Джо Коглином, случится и с тобой, если ты станешь на пути у Альберта Уайта и его людей».

Джо ничего не ответил. Мыслей никаких не было. Ему двадцать лет. Это все, что ему досталось в этом мире: двадцать лет. Он не плакал с четырнадцати, но сейчас, глядя в глаза Альберту, он изо всех сил старался не разреветься, не сломаться, не начать вымаливать жизнь.

Лицо Альберта смягчилось.

— Я не могу оставить тебя