Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

старые — Лаврентий Протопопов (Посольский приказ) и Иван Грамотин (Приказ княжества Смоленского), средней статьи — Григорий Юдин, молодые — Борис Карцев, Федор Борисов (все из Посольского и Малороссийского приказов); 2 толмача[2363] — Полуэкт Кучумов (турецкий и татарский языки) и Дмитрий Петров (греческий, по другим сведениям — греческий, волошский, мултянский и турецкий[2364]). Позже к ним добавились: священник Антоний, поручик Степан Иванов сын Нарушевский[2365], толмач Иван фон Мейснер (немецкий язык; из прапорщиков «солдатского строю»), прикомандированный 5 августа 1699 г. по запросу Украинцева для обеспечения контактов с капитаном корабля «Крепость»[2366]. Среди посольских людей также числились дворецкий, конюший и 20 «слуг и молодежи» (видимо, из свиты самого Украинцева). Еще 27 человек находились в услужении остальной части миссии (дьяка, дворян и пр.)[2367]. В качестве провожатых до Азова также были направлены 30 солдат[2368]. На посольском корабле, помимо членов экипажа, находился воинский контингент в 111 «урядников» и рядовых из Преображенского и Семеновского полков, которые также иногда записывают в состав команды[2369].

Финансовое обеспечение миссии включало жалованье ее членам, а также казну на посольские нужды и для раздачи. Выплаты участниками составили: Е. И. Украинцеву — 1650 руб., И. Чередееву — 450 руб. деньгами и 150 руб. «собольми», дворянам — по 100 руб., переводчикам, подьячим и толмачам — оклады «вперед на два года — на 208 и на 209 годы» и «подмоги и в приказ против обоих годов». Переводчикам дополнительно выдали «сукна и тафты… против прежняго», толмачам — «за запасы» по 2 руб.[2370] Присоединившийся в Таганроге Мейснер получил лишь доплату до полного оклада на текущий год — 39 руб. 80 коп. (по 5 руб. 40 коп. на месяц)[2371]. На дипломатические расходы было выделено «соболиной казны и иной мяхкой рухляди и китайских камок» на 5 тыс. руб., 3 пуда чаю «самого доброго зеленого», 10 пудов «кости рыбья зуба»[2372], 5 фунтов «дензую»[2373].

В стремлении заявить о России как новой морской державе Петр I решил отправить дипломатическую миссию Е. И. Украинцева на одном из новых кораблей. В рамках создания военно-морского флота с конца 1696 г. в Воронежском крае появляются верфи, на которых было заложено около четырех десятков судов. Более половины из них к лету 1699 г. удалось спустить на воду и оборудовать необходимым вооружением и такелажем. Для посольства царь приказал выделить один из четырех кораблей, построенных под г. Паншином, под названием «Крепость». По сведениям из статейного списка его вооружение составляло 46 пушек[2374] (по данным с гравюры Шхонбека — 36). Возможно, данный тип судов строился в подражание «барбарским» («варварийским») кораблям, распространенным на северном побережье Африки и в самой Турции. Экипаж «Крепости», возглавляемый капитаном голландского происхождения Петром фон Памбургом (Памбурхом), состоял почти полностью из иностранцев. Он включал поручика, двух штурманов, подштурмана, боцмана, «боцманзманта», констапеля и 16 матросов. Кроме того, 5 человек из солдат гвардейских полков выполняли роль матросов[2375].

Спустившись по р. Дон, 27 июня посольство достигло Азова, где находилось почти три недели. 16 июля по указу царя миссия направилась к строящемуся Таганрогу, где 22 июля 1699 г. перешла на посольский корабль. За время пребывания в Азове и Таганроге был подготовлен комплекс посольской документации.

С посланниками направлялись четыре грамоты (к султану, к везиру, «полномочная» и «проезжая») и два наказа (официальный открытый и тайный). Оригиналы грамот были написаны на больших александрийских листах бумаги и запечатаны государственной большой печатью: первые две — «глухой», остальные — «по отворчатому»[2376]. Беловые экземпляры наказов зафиксировали в «дестевых» (официальных) и «полудестевых» (тайных) тетрадях[2377]. Итоговая работа по подготовке дипломатической документации проходила на кораблях в Таганрогском заливе — на судне Ф. А. Головина «Скорпион» и посольской «Крепости». Будущий глава Посольского приказа получил к тому времени чин адмирала.

Используя «заготовки», привезенные из Москвы, Емельян Игнатьевич лично разработал черновые варианты документов, которые затем подвергались корректировке со стороны Ф. А. Головина, опиравшегося на непосредственные указания Петра I. Такой порядок написания бумаг прямо определен для тайного наказа: «Слагание и составление того наказу самого ево посланника. Чернил с ымянного великого государя указу боярин Федор Алексеевич своею рукою»[2378]. Вероятно, к появлению грамот и наказов приложил руку и П. Б. Возницын, к тому времени приехавший в окрестности Азова. Однако о серьезном вкладе последнего мы можем только предполагать, так как в документах упоминается лишь его «закрепление» на беловом экземпляре официального наказа[2379]. Основная часть документов подготовлена в период с 21 по 31 июля и после «закрепы» и «запечатывания» отнесена к посланнику на корабль. Тайный же наказ (переписанный набело дьяком Серебряной палаты Яковом Бориным) Головин лично вручил Украинцеву у себя на судне 2 августа 1699 г.[2380]

Достаточно подробный анализ механизма подготовки наказов провел М. М. Богословский, также разобравший порядок взаимодействия при их составлении Украинцева, Головина и самого Петра I. Историк обратил внимание на систему вопросов-ответов по ряду принципиальных проблем, изложенных в двух реестрах («статьях докладных» и «докладе»)[2381], которые затем трансформировались в посольские инструкции. Разъяснения давались письменно самим адмиралом со слов царя. После все перерабатывалось «в форму наказа, причем вопросы получали форму условных предложений, а резолюции — вид положительных предписаний и руководящих указаний». Затем черновые варианты наказов вновь просмотрел Ф. А. Головин, внесший новую правку, которая имела как стилистический, так и смысловой характер. Итоговые варианты были переписаны «набело» и переданы посланнику[2382].

В документах миссии удалось обнаружить еще один список вопросов Емельяна Игнатьевича, адресованных, вероятно, Ф. А. Головину: «Милости у тебя, государя моево, прошу»[2383]. Речь шла о проблемах, связанных с «исполнением» миссии: о сроках вручения грамоты везиру; о речах, с которыми предполагалось выступать перед турецкими сановниками и самим султаном; об уточнении субъекта посольства — «х кому имянем я послан, а ныне написано, что послан в Царьгород не ведому к кому»; об имени турецкого султана; о грамотах, посланных в окрестные страны; о выделении лекаря, толмача для общения с капитаном «Крепости», а также переводчика и толмача «для свидания и розговору с цесарскими, с венецынскими, с аглинскими и з галанскими послы»[2384].

Официальный наказ включал стандартный для Посольского приказа набор элементов, составлявший «внешнюю» сторону мероприятия («по чему ему у салтана турского посолство править»): 1) содержание и дату указа об отправке миссии; 2) перечисление ее руководителей, отправленных документов (грамоты, наказы), казны «на роздачу», официального состава по должностным категориям, сопровождающих миссию групп; 3) основной