Жизнь мальчишки - Роберт Рик МакКаммон

Рейчел нет детей, но они все равно счастливы. На выходных мы вышли в море на рыбалку из Дестина[50], и Джонни поймал отличного марлина. Моя леска запуталась, обмотавшись вокруг лодки, а Бен просто испекся на солнце — он так не обгорал никогда в жизни. Но мы отлично провели время: гонялись друг за другом и хохотали до упаду.

Оно появилось перед нами прежде, чем я подумал о нем. Все у меня внутри сжалось.

— Озеро Саксон, — сказал я.

Жена и дочь вытянули шеи, чтобы лучше видеть.

Озеро совершенно не изменилось. Такого же размера, как и раньше, та же темная вода, по берегам — тина и камыши, те же красные скалы. Даже сейчас мне не составило особого труда представить, как останавливается пикап отца, как он выскакивает из машины и бросается в озеро вслед за тонущим автомобилем. Ничего не стоило вообразить и «бьюик», уходящий в пучину, воду, заливающую салон через разбитое заднее стекло, и отца, который отчаянно пытается дотянуться до меня изрезанной стеклом рукой. Эти воспоминания живы во мне до сих пор.

«Отец, я люблю тебя», — подумал я, когда озеро Саксон осталось позади.

Я вспомнил его лицо, освещенное огнем камина, когда мы сидели рядом и он рассказывал мне о докторе Гюнтере Данинадерке. Не сразу нам, да и всем жителям Зефира, удалось осознать, что док Лезандер и его жена совершали столь ужасные преступления. Тем более что он не был законченным злодеем, иначе не выпустил бы меня из тонущей машины. До сих пор я верю в то, что на свете нет таких отпетых негодяев, чью душу невозможно спасти. Быть может, я наивен, как и мой отец. Но лучше быть наивным, подумал я, чем черствым и бесчувственным.

Позже я понял, зачем доктор Данинадерк каждую ночь слушал радио на коротких волнах. Я почти уверен, что он дожидался сообщений иностранных радиостанций о тех деятелях нацистского режима, кто пойман и передан в руки правосудия. Я знаю, что под личиной холодного спокойствия он жил, мучимый вечным страхом, в постоянной готовности в любую минуту услышать стук в дверь. Он заставлял людей страдать, но страдал и сам. Убил бы он меня, получив зеленое перышко, как когда-то вместе со своей Карой замучил до смерти Джеффа Ханнафорда, шантажировавшего его? Честно скажу, не знаю. А вы как считаете?

О да! Демон.

О ней мне рассказал Бен. Демон, уже в старших классах школы заставившая всех поверить в ее гениальность, поступила в Университет Вандербильта, выучилась на химика и была принята на работу в компанию «Дюпон». Там она сразу же добилась успеха, но ее неординарная натура не позволила ей отказаться от своих странных привычек. Последнее, что Бен слышал о Демоне: она организует шоу-перформансы в Нью-Йорке и недавно сцепилась с Джесси Хелмсом[51] по поводу устраиваемого ею действа, в котором она произносит громогласные тирады против корпоративной Америки, сидя в детском надувном бассейне, наполненном… сами догадайтесь чем.

Единственное, что я могу сказать по этому поводу: от души желаю Джесси Хелмсу не становиться на дороге у Демона, иначе ему придется только посочувствовать — в один прекрасный день он рискует оказаться приклеенным к собственному письменному столу.

Я следовал тем же изгибам дороги, по которым когда-то мчал меня, замирающего от ужаса, Донни Блэйлок. А потом холмы расступились, и дорога стала прямой, словно пробор, сделанный в парикмахерской мистера Доллара. Впереди показался мост с горгульями.

Но их больше не было на своих местах. Головы генералов армии конфедератов оказались отрублены. Возможно, это стало актом вандализма, а может, генералов обезглавил некто, выставивший потом эти головы на аукционе в качестве образчиков южного примитивизма и выручивший по тысяче долларов за штуку. Не знаю, что стряслось, но голов и след простыл. Железнодорожная эстакада оказалась на своем месте, все так же блестела река Текумсе. Я подумал: Старый Мозес, наверно, рад, что бумажная фабрика наконец-то закрылась. У него больше не застревает грязь в зубах, когда он сгребает черепах со дна реки. Конечно, никто больше не устраивает ему угощения в пятницу на Страстной неделе. Традиция эта как-то сама собой умерла после того, как в 1967 году в почтенном возрасте ста девяти лет скончалась Леди, переправившись на другой берег своей реки. Вскоре после этого, если верить Бену, из города уехал ее муж Человек-Луна, перебравшийся в Новый Орлеан, и чернокожая община Брутона начала стремительно уменьшаться, даже более быстрыми темпами, чем остальное население Зефира. Сегодня Текумсе стала чище, но я сомневаюсь, что Старый Мозес поднимается теперь к поверхности реки и выставляет свою чешуйчатую голову, чтобы выпустить из топок ноздрей пар и воду. Наверно, он прислушивается к плеску воды о камни в ночной тишине и спрашивает на языке рептилий: «Почему больше никто не приходит к реке, чтобы со мной поиграть?»

Возможно, Старый Мозес все еще обитает в нашей реке. А может быть, он оставил нас, спустившись по течению Текумсе в море.

Мы миновали мост без горгулий. С другой стороны начинался мой родной город.

— Вот мы и приехали.

Я услышал, что произношу эти слова, сбрасывая скорость, но тут же понял, что ошибаюсь. Мы добрались до пункта назначения, но это место больше не является Зефиром.

По крайней мере, это не был тот Зефир, каким я его помнил. Дома по-прежнему стояли на месте, но многие из них обветшали, а дворы приобрели заброшенный вид. Нашему взору предстал еще не город-призрак, потому что в некоторых домах — их было очень мало — все еще жили люди, а по улицам катили редкие машины. Но всюду чувствовалось запустение: великолепный праздник жизни переместился в какое-то другое место, оставив после себя вещественные свидетельства своего пребывания, как мертвые цветы в старом саду.

Правда жизни оказалась гораздо суровее, чем я мог себе представить.

Сэнди тоже это почувствовала.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Не знаю, скоро увидим, — отозвался я, не без некоторого усилия изобразив на лице слабую улыбку.

— Здесь почти никого не осталось, верно, папа?

— Почти никого, — ответил я.

Не доезжая до центра, я свернул на Мерчантс-стрит. Я не был готов к тому, что увидел. Добравшись до края бейсбольного поля, где мы выдержали яростную атаку Брэнлинов, я остановил машину.

— Не возражаете, если мы постоим здесь несколько минут? — спросил я.

— Нет, — ответила Сэнди, стиснув мою руку.

Кстати, насчет Брэнлинов. Будучи служителем закона, Джонни снабдил меня информацией о них. Прошедшие годы показали, что братья были сшиты из разного материала. Гота