Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн

ступенях социальной лестницы, государство требовало неоплачиваемых услуг, выполнение которых регулировалось давними традициями коллективной ответственности; при этом в ходе судебных процессов и социального взаимодействия оно давало достаточно милостей и щедрот, чтобы поддерживать миф о справедливом царе. Московским властям постоянно приходилось прибегать к содействию покоренных народов. Строительство империи было долгим и разнохарактерным процессом; на то, чтобы отодвинуть границы или утвердить власть центра на местах, уходили десятилетия. Требовалось подавлять часто вспыхивавшие восстания, привлекать элиты к сотрудничеству, действовать таким образом, чтобы население приспособилось к имперской власти. Следовало налаживать отношения с местными жителями, брать их на службу в качестве переводчиков, чиновников, казаков. Государство всецело зависело от того, насколько минималистичной будет «политика различий». Было необходимо создать подходящую для всех идеологическую модель, в центре которой находился царь – великодушный патриархальный отец всего своего народа. Кроме того, имперское строительство подразумевало, по крайней мере, для высшей элиты – и в значительно большей мере после петровских реформ, – что имперская идентичность определяется европейской культурой, европейским образованием, европейской одеждой, европейскими привычками. Каждая «евразийская империя» и каждая «империя различий» имела свои особенности, но такой подход к политическому контролю хорошо сработал в случае России.

Рассказывая о России как империи, мы не употребляли по отношению к ней других общепринятых понятий, таких как деспотизм. С нашей точки зрения, это было самодержавное государство – с неделимым суверенитетом, исходящим от единственного монарха, – и мы выясняли, каким образом функционировала самодержавная власть. В XVI–XVII веках Россия смогла сохранять контроль над своими отдаленными владениями – вплоть до Тихого океана, – а в начале XVII века, кроме того, справилась с династическим кризисом, чуть не оказавшимся для нее роковым. Сибирские меха обеспечили приток средств, и Россия начала медленное продвижение в степь, создавая во всей стране стабильно работавшие, хотя и крайне несложные органы власти. В XVIII веке Россия сделалась богатой и сильной в военном отношении империей, не уступая в некоторых важных сферах другим крупным державам. Как Александр Мартин, так и Доминик Ливен отмечают, что многие екатерининские реформы – в частности направленные на усовершенствование коммуникаций, развитие городов, преобразование армии, диверсификацию экономики – соответствовали тому, что делалось в Европе в это же время. Наряду с Алексеем Миллером они указывают, однако, что эти успехи не следует преувеличивать. Достижения России вскоре померкли на фоне стремительной индустриализации европейских стран в XIX веке. России мешали крепостническая экономика, неудовлетворительная инфраструктура, самодержавное правление, становившееся все менее гибким. Во многих отношениях успехи России как империи – геополитические достижения, внутренние институты, экономическая динамика – достигли своего максимума на рубеже XVIII и XIX веков. Нельзя также не отметить, что создание и сохранение империи осуществлялись за счет насильственных завоеваний, жесточайшего крепостничества, нищеты и несвободы основной массы населения. В какой-то мере данное утверждение можно отнести к любой стране мира в тот период – к Америке с ее рабством, к европейским колониальным империям, основанным на рабовладении, к Османской империи с ее системой «девширме» (изъятие мальчиков из христианских семей для службы при дворе, что способствовало активной работорговле), – но от этого оно не становится менее верным.

В заключение следует обратить особое внимание на один феномен, свойственный империи XVIII века. Многие политические, интеллектуальные и социальные изменения, произошедшие в этом столетии, позволили обеспечить Россию квалифицированными специалистами и инфраструктурой, при помощи которой власти могли эффективно управлять страной. Появилась научная подготовка в области истории, этнографии, картографии и естественных наук. Увеличивалось число грамотных, русский язык стал обзаводиться современными средствами выражения. Каждой губернии после реформ 1775 года требовались обладатели практических навыков – таких как ведение налогового учета, перепись населения, картографирование, планирование городов, строительство инфраструктуры (дорог, каналов, канализации). Все больше административного персонала среднего звена приобретало опыт работы, хотя реформы 1775 года привели к тому, что отставные военные получали преимущество перед профессиональными чиновниками. При Павле I была улучшена подготовка чиновников.

Благодаря этим переменам стало возможно наступление примечательной и пока недооцененной эпохи в истории России, занявшей первую половину XIX века. Ее можно назвать переходной – в это время старое сочеталось с новым. Некоторые аспекты давно привлекли внимание исследователей: недовольство интеллигенцией своей неспособностью осуществить политические изменения; жесткое самодержавное правление Николая I, воплотившееся в создании Третьего отделения, усилении цензуры и преследовании религиозного инакомыслия. Но в эти же десятилетия шли такие процессы, как административная реорганизация, повышение профессионализма чиновников, кодификация законов. Михаил Сперанский и его преемники составили монументальный свод законов – прежде всего Полное собрание законов Российской империи с 1649 по 1825 год (более 40 томов, опубликованных одновременно, в 1830 году), но также своды гражданского и уголовного законодательства, кодексы, предназначенные для различных народов империи (прибалтийских немцев, немцев-колонистов, евреев, инородцев-нехристиан).

Продолжались картографирование и научное исследование страны. В 1830–1840-е годы отношения верховной власти с иноверцами стали более формализованными. По инициативе правительства появилось множество ученых обществ. Отделения Академии наук в Петербурге, Москве, Киеве, Вильно и крупных провинциальных городах собирали исторические источники и публиковали их в объемистых сборниках. Историки (Н. М. Карамзин, М. П. Погодин, С. М. Соловьев и другие) создавали труды по истории России, соответствовавшие европейским стандартам того времени. Закреплялись нормы литературного языка, выходили академические словари. В результате всего этого Россия обрела специалистов, способных инициировать переход к более интегрированному и плюралистичному режиму. Создание условий для проявления такой социальной энергии – возможно, лучшее наследство, которое эпоха раннего Нового времени оставила современной России.

* * *

Различные взгляды на «успех» русской империи: Martin A. Enlightened Metropolis: Constructing Imperial Moscow, 1762–1855. Oxford: Oxford University Press, 2013; Lieven D. Empire: The Russian Empire and its Rivals. London: J. Murray, 2000; Hosking G. Russia: People and Empire, 1552–1917. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1997; Rieber A. The Struggle for the Eurasian Borderlands: From the Rise of Early Modern Empires to the End of the First World War. Cambridge: Cambridge University Press, 2014; Stanziani A. After Oriental Despotism: Eurasian Growth in a Global Perspective. London, 2014; Miller A. The History of the Russian Empire: In Search for Scope and Paradigm // Miller A. The Romanov Empire and Nationalism: Essays in the Methodology of Historical Research. Budapest: Central European University Press, 2008. Р. 9–43.

О слабых местах Османской империи: Barkey K. Empire of Difference: The Ottomans in Comparative Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 2008; Yaycioglu A. Partners of the Empire: The Crisis of the Ottoman Order in the Age of Revolutions. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 2016.

Шаблонные представления европейцев о России в XVIII веке: Wolff L. Inventing